Товарищ комбат - [12]

— Что, брат, устал? — сочувственно спросил Губкин.

— Сил совсем нет, — признался Глушковский, еле шевеля черными потрескавшимися губами.

— Ничего, сейчас что-нибудь придумаем, — ободрил его комвзвода и, подозвав Ахметова и Образцова, попросил их помочь товарищу.

Глушковский поднялся и, опираясь на плечи друзей, зашагал за колонной.

Наконец долгожданный привал, рядом с дорогой балка с кустарником, а на возвышенности — домик с колодцем. Бойцы наполняли водой фляги, котелки, даже каски и, захлебываясь, жадно пили. Двадцать минут, отведенные для отдыха, пролетели незаметно. Перемотав портянки, солдаты заняли свои места в строю. Все вновь пришло в движение.

Длинной лентой колыхалась колонна людей по дороге, которой, кажется, не было конца. Бойцы ступали тяжело: несли на себе по два комплекта боеприпасов, на два дня продуктов, скатку, полный вещевой мешок. На ремне — несколько гранат в чехлах, патроны в подсумках, саперная лопатка, фляга с водой, на боку — противогаз. Полная солдатская выкладка весила, казалось, тонну.

В колонне давно не слышно смеха, голоса почти смолкли. Лишь приближающийся гул отдаленного боя нарушал тишину. Люди старались беречь силы, предчувствуя, что впереди их ждут нелегкие испытания.

На краю степи медленно догорал багровый закат. Казалось, вся степь пламенеет. Незаметно на землю опустилась ночь. Вместе с ней наступило затишье. Кто-то нечаянно брякнул котелком, гулкий звук прокатился далеко по степи. В иссиня-черном небе показалась луна и словно застыла на месте, освещая растянувшуюся по дороге колонну.

По колонне передали, что привал будет, как только подойдет кухня с ужином. А идти с каждой минутой становилось все труднее: ночь не принесла прохлады и по-прежнему давила духота.

Вокруг стояла тишина, только время от времени можно было услышать легкое позвякивание саперной лопатки или котелка о приклад винтовки.

Губкин внешне совсем не здоровяк, но он считал себя выносливым, и даже у него временами в глазах появлялись разноцветные круги, свинцовой тяжестью наливалась голова. Чтобы отвлечься от усталости, подсчитывал, когда дойдет его письмо к Асе, которое он послал из Сталинграда. Да и Глушковский не выходил у него из головы: он был единственным во взводе, кто так тяжело переносил походные трудности и изнуряющую жару. Поравнявшись с Глушковским, Губкин протянул руку, чтобы взять его винтовку, но тот слабым голосом сказал:

— Я сам, товарищ лейтенант.

Образцов, шагавший рядом, негромко проговорил:

— Мы глаз с него не спускаем.

Особенно тяжело давались последние километры. А тут еще в хозяйственном взводе сломалась повозка, и пришлось раздать бойцам дополнительно по два боекомплекта патронов.

Незаметно пролетело время, отведенное на ночной привал. Рассветало. В сизом тумане просыпалась земля. Опережая сигнал подъема по тревоге, первым проснулся Ахметов. В долине безымянной речки простирались луга, пестревшие ромашками вперемешку с полынью. Аромат полевых цветов и трав напомнил ему родную Башкирию, долину реки Белой у себя дома в Бирске, где с утра до вечера купался с ребятами. Но неумолимо приближавшийся с запада гром разрывов артиллерийских снарядов как бы провел черту между вчерашним и сегодняшним днем Ахметова. С каждым часом солнце припекало все сильнее. Воздух стал горячим и сухим. Прихрамывая, люди брели из последних сил. Многие с трудом различали дорогу — пот застилал глаза. Растянувшаяся колонна бойцов, обвешанных с головы до ног грузом, тащилась по выжженной солнцем дороге, которая вела в гору. Гудела земля, гудели ноги. Все чаще и чаще бойцы перебрасывали с плеча на плечо тяжелеющее с каждым шагом оружие. Даже большой привал с отдыхом не принес облегчения.

Глушковский опять потерял сознание, и Губкин приказал нести его на носилках, потому что санитарная двуколка была уже перегружена.

Через час Глушковский приоткрыл глаза и, хотя чувствовал сильную слабость, попросил опустить носилки, с трудом встал на ноги и зашагал, превозмогая усталость.

— Глушковский, черт тебя побери! — вполголоса сказал в сердцах сержант.

Очнувшись, Глушковский понял, что наступил на пятку впереди идущему Еремееву.

— Извините, товарищ сержант, — испуганно пробормотал он. И сразу весь сник, обмяк, будто из него воздух выпустили.

Солнце клонилось к горизонту, жара стала спадать. В опускавшихся сумерках отчетливо слышались глухие раскаты артиллерийских залпов. Трассирующие снаряды расцвечивали горизонт, строй затих. Бойцы прислушивались к шуму приближающегося боя и жадно смотрели на далекие кровавые зарницы пожарищ, лишь время от времени что-то говоря друг другу вполголоса.

Дивизия, которой командовал полковник В. Е. Сорокин, с марша поступила в распоряжение командующего 64-й армией генерал-лейтенанта М. С. Шумилова и, сменив части полковника Г. Б. Сафиуллина, заняла оборону в районе станции Абганерово. По замыслу командарма ей предстояло на заранее подготовленных позициях остановить противника.

Полк под командованием майора Наумова составлял первый эшелон. Более пятисот человек батальона Шакуна, растянувшись на два километра по фронту, рыли окопы, готовили новые огневые позиции для станковых пулеметов, минометов и артиллерии.