Товарищ Анна - [2]
В какой-то момент по запаху сырой земли и еще особенной, лесной тишине догадался, что по левую руку остается парк. Там красный бант резко метнулся через дорогу, торопливо пробежал под фонарем и юркнул за угол ближайшего дома. Валька пустился следом и вдруг во мраке за поворотом растянулся на асфальте плашмя, запнувшись о туго натянутый кусок проволоки.
— Не двигайся, — раздался сверху глухой, но твердый голос. — Говори, кто тебя послал.
В бок уперлось что-то острое. Не сразу, но оно нашло щель между курткой и ремнем джинсов и прижалось прохладной поверхностью под ребро. Вальке стало щекотно, и он захрюкал, сдерживая смех.
— Я не шучу. Говори. — Голос был на удивление спокоен.
— Никто, — выдавил Валька. — Я сам… ну… познакомиться хотел.
— Не верю, — после паузы сказала она. — Из какой ты организации?
— Да не из какой. — Валька не вытерпел и перевернулся на спину.
Девушка отстранилась, но Валька не сделал больше резких движений. В темноте он не видел ни лица, ни глаз ее. Волосы были распущены, стекали на спину. Перед собой, как оружие, она держала в вытянутой руке что-то тонкое, острое, но совершенно несерьезное, вроде спицы. С таким оружием она выглядела столь беззащитной, что Валька почувствовал острый приступ жалости и неразрывно смешанную с этим тягу к ней.
— Что тогда тебе надо? Зачем следишь за мной? Кто-то вывел на нас? Я замечаю тебя уже несколько дней.
Валька был польщен, что она обратила на него внимание. Он сел, опираясь руками об асфальт, и смотрел на нее спокойно. Он не понимал, чего она хочет от него добиться, а потому не отвечал.
— Ты чего молчишь? — не выдержала она.
— А что, я сказал все. Ну, считай, познакомились.
Она презрительно фыркнула, опустила руку и посмотрела на него с пренебрежением. В ее глазах он потерял статус врага и тут же утратил первоначальный интерес. Разговаривать с дебилом, способным преследовать девушку ночью три квартала ради того, чтобы познакомиться, ей было скучно.
— Ладно, тогда катись. Не смей только снова потащиться за мной — закричу, — сказала она. Потом одним ловким движением скрутила волосы, чуть склонив вперед голову, проткнула их спицей. Оказалось, именно ею она пыталась угрожать.
Завороженный ее быстрым преображением, он вдруг брякнул неожиданно даже для себя:
— Валентин.
Она опешила, потом передернула плечами и пустилась своей дорогой так же скоро, как ходила всегда.
— А ты? — крикнул он вслед.
— Не смей больше мне встречаться!
— Как тебя зовут?
— Анна. Товарищ Анна! — отчеканила она дерзко, с вызовом, обернувшись, и пустилась бегом.
Валька сидел обескураженный и счастливый. Была глубокая ночь, он двинулся к закрытому метро. Дыхание становилось паром.
2
Вообще-то к нам, на последний, одиннадцатый этаж, Валька попал по ошибке. Традиционно у нас селят филологов. Валька с факультета коммуникаций и связи должен был попасть куда-нибудь ниже, но в нашей общаге давно творится бардак: на седьмом уже несколько лет селились студенты-платники из финансовой академии, шестой и пятый отдали иностранным студентам, приезжавшим по обмену, третий и четвертый были официально превращены в гостиницы, а на остальных этажах ремонт не делался так давно, что редкие первокурсники, эти еще чистые дети, могли выжить там. Они быстро сбивались в стаи, снимали жилье и слетали, освобождающиеся места комендант не отмечал в документах и сдавал комнаты гастарбайтерам всех мастей, безропотным и небрезгливым. Редкий оставшийся студент терялся в потоке вьетнамцев, китайцев, таджиков и представителей других братских народов. Особняком держался только наш этаж, потому что филологи — существа долготерпимые, и бежать нам из нашего коммунального ковчега было некуда.
Вальку поселили с Андреем, которого все звали просто Дроном, в 1159-ю комнату, когда второе место в ней освободилось так скандально, что скрыть это у коменданта не было возможности. Раньше с Дроном жил тихий, застенчивый Женя с третьего курса, но он свихнулся на лебедях. Он был настолько замкнут и неразговорчив, что мы плохо знали его; узнали же только тогда, когда было поздно. У него не было ни друзей, ни девушки, а последний год он подрабатывал дворником в зоопарке. Там-то с ним и случилась беда: однажды при нем одна молодая мамаша, налитая жизнью и женской сладостью, склонившись к упитанному карапузу, голосом сладким и певучим читала Пушкина, показывая на белых лебедей: «А сама-то величава, выступает будто пава, а как речи говорит, словно реченька журчит…» Малыш сосал чупа-чупс и тянул мамашу к паровозику. Они ушли, а в голове у Жени произошло замыкание.
Конечно, мы ничего не знали и не догадывались. Даже тогда, когда на стенах его комнаты стали появляться репродукции Врубеля с Царевной Лебедь. Смуглая красавица, рождаясь из пуха и белых перьев, как Афродита из пены, смотрела жестоко, прямо в сердце Жене, смотрела и манила куда-то в неведомый, сказочный мир. Цитаты из Пушкина, все про Царевну Лебедь, были распечатаны на университетском плоттере аршинными буквами и заняли самое почетное место комнаты: на потолке, над Жениной кроватью.
Мы смеялись над ним. Рисовали и подсовывали под дверь гибриды василиска и гарпии: из птичьего тела на перепончатых гусиных лапах, с женскими грудями восьмого размера вырастала змеиная шея с маленькой девичьей головкой в буклях. Женя не злился, не выскакивал в коридор, изрыгая проклятья, он носил все обиды в сердце и тихо, по-идиотски лелеял свою мечту. Он защитил курсовую по теме мифологических источников образа Царевны Лебедь у Пушкина. Ему автоматом поставили «отлично» за экзамен по литературе начала девятнадцатого века. А вечером того же дня его нашли выпавшим из окна своей комнаты.
Так начинаются многие сказки: матушка умерла, мужик взял в дом мачеху, а та невзлюбила падчерицу, отправила её к своей тётке – бабе-яге… Но Жу, с которой случилось то же самое, не уверена, что попала в сказку. Деревня, в которой она оказалась, – богом забытое место где-то на Севере, где никогда не заходит солнце, вокруг леса и болота, и телефон здесь не ловит. Здесь совершенно нечем заняться, а у местных старух непонятный говор и только и разговоров, что о порче да покойниках, которые приходят к живым, о домовых и непонятной травине, которая помогает найти потерявшихся людей, но сорвать её сложно: растёт она в далёкой согре и охраняет её нечистая сила. Впрочем, Жу всё это не интересно.
Этот роман о царице, ставшей свидетельницей и жертвой роковых перемен в жизни и духе своего народа.В основу замысла легла научная сенсация — уникальное захоронение молодой женщины, обнаруженное в 1993 году в приграничной зоне Алтая, на высокогорном плато Укок. Прекрасно сохранилась не только мумия, но и одежда, и поразительный по пышности и высоте парик, и ритуальная атрибутика. Всплыли легенды о древних девах-богатырках, хранительницах алтайского народа, разгорелся интерес к культуре жителей алтайских гор в VIII–VI вв.
Яр и Яра, как и все нежити, – бессмертные существа, чей дом – Лес. Брат и сестра, которые некогда были одним целым. Их предназначение – даровать жизнь или смерть человеку, который находится на грани самоубийства. Принимая людской облик, они сопровождают своего подопечного до тех пор, пока не будет брошен жребий.На сей раз Яру и Яра вытягивает к двум необыкновенным людям – Ёму и Джуде. Ём – молодой талантливый музыкант, любимец публики, окруженный толпой поклонников. Джуда – успешная танцовщица, для который весь смысл жизни заключается в танцевальном искусстве.
Так начинаются многие сказки: герой-сирота, оставшись у разбитого корыта, спасает волшебное существо, и оно предлагает исполнить три желания. Но кто в наше время в такое верит? Не верил и Роман Судьбин, хотя ему тоже рассказывали в детстве про духов реки и леса, про волшебную дудку, про чудесного Итильвана, который однажды придет, чтобы помочь итилитам… Но итилитов почти не осталось, не исключено, что Рома – последний, их традиции забыты, а культура под эгидой сохранения превращается в фарс в провинциальном Доме культуры.
Художественная обработка древней алтайской легенды о происхождении тюрков.
Это случилось задолго до Рождества Христова — в VI веке до нашей эры. А может быть, и еще раньше. Жила на свете девочка-царевна, но мечтала не о царских палатах, не о муже и детях, как все девчонки в этом возрасте. Хотела быть девой-воином, защитницей своего народа. И грозная колдунья-Камка научила ее тому, что нужно уметь, чтобы стать могучей мистической девой, посвященной Луне. Только судьба оказалась сильнее…
О чем шушукаются беженцы? Как в Сочи варят суп из воробья? Какое мороженое едят миллиардеры? Как это началось и когда закончится? В «Библии бедных» литература точна, как журналистика, а журналистика красива, как литература. «Новый завет» – репортажи из самых опасных и необычных мест. «Ветхий завет» – поэтичные рассказы про зубодробительную повседневность. «Апокрифы» – наша история, вывернутая наизнанку.Евгений Бабушкин – лауреат премии «Дебют» и премии Горчева, самый многообещающий рассказчик своего поколения – написал первую книгу.
Последние два романа Александра Лыскова – «Красный закат в конце июня» (2014 г.) и «Медленный фокстрот в сельском клубе» (2016 г.) – составили своеобразную дилогию. «Старое вино «Легенды Архары» завершает цикл.Вот что говорит автор о своей новой книге: «После долгого отсутствия приезжаешь в родной город и видишь – знакомым в нём осталось лишь название, как на пустой конфетной обёртке…Архангельск…Я жил в нём, когда говорилось кратко: Архара…Тот город навсегда ушёл в историю. И чем дальше погружался он в пучину лет, тем ярче становились мои воспоминания о нём…Бойкая Архара живёт в моём сердце.
Есть на свете такая Страна Хламов, или же, как ее чаще называют сами хламы – Хламия. Точнее, это даже никакая не страна, а всего лишь небольшое местечко, где теснятся одноэтажные деревянные и каменные домишки, окруженные со всех сторон Высоким квадратным забором. Тому, кто впервые попадает сюда, кажется, будто он оказался на дне глубокого сумрачного колодца, выбраться из которого невозможно, – настолько высок этот забор. Сами же хламы, родившиеся и выросшие здесь, к подобным сравнениям, разумеется, не прибегают…
В третьем томе четырехтомного собрания сочинений японского писателя Кобо Абэ представлены глубоко психологичный роман о трагедии человека в мире зла «Тайное свидание» (1977) и роман «Вошедшие в ковчег» (1984), в котором писатель в гротескной форме повествует о судьбах человечества, стоящего на пороге ядерной или экологической катастрофы.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
Книга «Ватиканские народные сказки» является попыткой продолжения литературной традиции Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса. Сказки – всецело плод фантазии автора.Шутка – это тот основной инструмент, с помощью которого автор обрабатывает свой материал. Действие происходит в условном «хронотопе» сказки, или, иначе говоря, нигде и никогда. Обширная Ватиканская держава призрачна: у неё есть центр (Ватикан) и сплошная периферия, будь то глухой лес, бескрайние прерии, неприступные горы – не важно, – где и разворачивается сюжет очередной сказки, куда отправляются совершать свои подвиги ватиканские герои, и откуда приходят герои антиватиканские.