Товар для Слона - [25]

А после разборки со стрельбой привезли нас пред светлые очи заказчика — он же спаситель, он же Слон, как выяснилось. Сейчас-то я понимаю, что и в разговоре с ним нам крепко повезло, очень по-разному та беседа могла закончиться. В самом деле, материалы для Слона у нас с собой были. Долго ли их изъять, нас с пристрастием допросить, а после отправить вслед за Мюллером? Совершенно не обязательно всяким посторонним знать, что в нужный момент тихий и скромный господин Дубов может выставить взвод автоматчиков… Видно, в тот вечер сумели мы нахально ухватиться за подол Фортуны, а может, после стрельбы море было по колено — но доказали, что глубокоуважаемому Борису Олеговичу полезнее и выгоднее оставить нас на этом свете и иметь в качестве верных слуг. Немалую роль сыграла и фамилия Кучумова, которую мы ему преподнесли с должной подачей и за которую были щедро вознаграждены.

Короче, продались мы ему. Наверное, возвышенные герои литературы на нашем месте гордо отказались бы сотрудничать с лощеным бандитом и приняли мученический венец, но последнее десятилетие очень успешно вышибло из нас… ладно, не буду говорить за всех, — из меня вышибло дух идиотского идеализма. «Пускай ты умер, но в песне смелых…» На фиг такие песни! Пока живой, я еще, может, сумею выкрутиться и побороться за те самые прекрасные идеалы. Пусть лучше примером для юношества буду я лично, а не мой светлый образ…

В тот вечер я ничего такого не думал, просто бился, спасая свою и Аськину жизнь. Нравственные оценки выплыли уже потом, как и в меру шкурные оправдания.

Ладно, тогда для меня такая логика звучала убедительно — как и в эту минуту, прямо скажу, но все равно стало тошно, и я поспешил переключить мысли на что-нибудь поприятнее. Начал вспоминать июньский вечер, когда перехватил Асю возле ИФЦ и повел гулять по городу, и как сидели в «Хрустале» и я ей рассказывал про рыбалку, а она улыбалась… А потом следующий день. Ася, уже захваченная азартом поиска, помчалась к Шварцу искать у него в компьютере доказательства нечистых делишек Манохина, а я прочно устроился на лавочке внизу, уже все за нас с ней решивший и потому готовый ждать до второго пришествия. Вот тогда и подошла ко мне местная кошка и деликатно села рядышком. Тоже трехцветная, как здешняя Дарья Ивановна.

День был летний, теплый, светило солнышко, и все мне представлялось ласковым и солнечным: и великолепное настоящее, и безоблачное будущее…

На солнышке разморило, я и сам чуть не задремал не хуже кошки, но тут по гравию заскрипели шаги и появился Петр Петрович. Такой уж безобидный дедушка! Твое счастье, шпик старый, что телепаты редко встречаются… Впрочем, твое тоже, шпик молодой… Я постарался унять эмоции и изобразил приветливость на уровне «митте».

Петр Петрович вышагивал с букетом наизготовку — на кой ляд ты его припер, я ещё не умер! — и с кульком апельсинов. На лице его светилась отточенная десятилетиями приятность.

Я поднял голову ему навстречу, дальнозоркие серенькие глазки уткнулись в нагло торчащую из белоснежных бинтов черную трубочку с пробочкой, и мой клиент сбился с ноги.

— Здравствуйте, Петр Петрович, — ослабевшим от страданий голосом проговорил я.

— Здравствуйте, Вадим Андреич, — отозвался он как-то машинально, не сводя глаз с моей шеи. — Как здоровье?

— Прозектор сказал, буду жить.

— А что это вы меня Петром Петровичем величаете?

— А вы что, хотите, чтобы здесь все ваше настоящее имя знали?

— Не тревожьтесь, Федор Гаврилович — это тоже псевдоним.

Вот так тебе, щенку, учись, пока мастера живы… Я шмыгнул носом и промолчал. Впрочем, мастер тоже был не безупречен — все поглядывал на мое украшение. Наконец не выдержал:

— Позвольте полюбопытствовать, Вадим Андреич, что это за странная заколка у вас на повязке? Или, простите, какое-то новомодное электронное устройство, вроде микронаушника? Сейчас у каждого второго что-нибудь в ухе торчит…

Э-э, папа-аша, да ты никак боишься, что я пишу разговор? Ого, моя шалость вышла ещё плодотворнее, чем намечалась!

— Увы, Федор Гаврилович!.. Это всего лишь легочный катетер. Знаете, легкие устроены неудачно — если какая дрянь туда попала, то там и остается. Вроде, например, табачной смолы. А также пыли, на которой абсорбируются радионуклиды, и сажи, собирающей канцерогены. Вот через эту трубочку с пробочкой в меня заливают разные лекарства — попросту говоря, промывают легкие. Чернобыльцам такое удовольствие устраивают два раза в год.

— Господи, так уже ведь десять лет!

— А период полураспада у некоторых особо приятных изотопов — тридцать лет… И не в одном Чернобыле дело. Обыкновенная угольная электростанция выбрасывает в атмосферу больше активной пыли, чем исправный реактор… Ладно, что это мы все о болячках, вы ведь, полагаю, не за тем пришли?

Вот так, пускай первым деловой разговор начинает. Это не шахматы, тут важно не первое слово, а последнее.

Но дедушка не первый день замужем, его таким пустяком не смутишь. Присел рядышком, однако же с подветренной стороны, закурил, чуть улыбнулся:

— Буду накапливать в легких смолы… А вы, гляжу, не закуриваете?

— Здешние лекарства охоту отбивают.