Тотти. Император Рима - [6]

Когда проводишь на улице много времени, неизбежно становишься сыном квартала, в том смысле, что все тебя знают, прощают твои шалости (скажем, «капитошки» – мы бросались ими в водителей автобусов, которые, не имея в салоне кондиционера, ездили летом с опущенными стеклами), все следят, чтобы ты не попал в неприятности, и с чувством тебя обсуждают. Например, обойщик, чей магазин располагался рядом с моим подъездом, синьор Корацца. Когда мы немного подросли, он стал прерывать матчи, чтобы предложить нам скромно оплачиваемую работенку: пятьсот лир за перенос кресла на первый этаж, тысячу – за подъем дивана на второй. И делал это так, что вовлекал всех, потому что мы, те еще работнички, вырывали заказы друг у друга – деньги стали приносить нам чувство независимости. Я тратил их в основном на игровые автоматы, и в баре синьора Лустри я был чемпионом: некто FRA (то есть я, Франческо) заполнял собой все таблицы рекордов, и когда кто-то отваживался вписать в них и себя – помню, что там частенько появлялся какой-то PAO (видимо, Паоло), – я должен был низложить его хотя бы ценой игры до самого вечера. Так тратил свои первые заработки я, другие гуляли с девчонками, кто-то покупал сигареты, в общем, это была манна небесная для всех. А поскольку я был одним из первых, у кого появился скутер, я часто собирал немного монет, чтобы съездить и купить лакрицу в ларьке напротив кинотеатра «Маэстозо». Или воды из источников в парке Эджерия, потому что вода из супермаркета отдавала пластиком.

Сегодняшним молодым игрокам очень не хватает улицы, и не нужно копать глубоко, чтобы понять, почему в предыдущих поколениях вспыхивали таланты, а сейчас кажется таким сложным делом найти хоть одного. Мы проводили на улице пять часов в день, а летом – десять, пасовали и били или играли матчи. Кажется, что это несерьезно (и, возможно, так и есть), но такие игры – отличный способ для развития техники, инстинкта и способностей для выживания на поле. Сейчас гонять мяч запрещено везде, кроме спортивных центров, где тебя немедленно загоняют в клубные рамки, а развлечение становится тренировкой. Иногда мне хочется просто наброситься с кулаками на тех тренеров, которые выдвигают к детским командам требования, но я понимаю, что сейчас система работает так везде, забота о «физике» – это главное, и было бы странно делать что-то по-другому. У моего сына есть преимущество, потому что у нас в саду постелен газон, и, когда Кристиан свободен от учебы, я призываю его приглашать друзей, чтобы делать то, что делали мы: полчаса перепасовок и ударов для разминки, а потом – матч. Футбол, в который ты влюбляешься, именно таков, остальное – необходимая работа, когда ты приблизишься к возрасту, позволяющему стать профессионалом, но не тогда, когда тебе десять лет. Если тебе десять лет, ты должен изворачиваться, побеждая с помощью техники (например, дриблинга) в противостоянии с кем-то, кто больше и злее тебя. Это просто: люди вроде меня, Дель Пьеро, Баджо, Манчини, в детстве проводили время, развиваясь в свободном футболе, терзая мячом ворота гаража, смываясь, когда разбивали мячом стекло ризницы, преследуемые священником, который, даже если потом встречал тебя, ничего тебе не делал. Виа Ветулониа была для меня именно такой: моим волшебным парком для игр. Ценным и защищающим. Мы жили там аж до моего 24-летия, сезона, предшествующего завоеванию скудетто, когда выходить без маскировки стало уже невозможно, потому что улицы квартала, прежде всего после красивых побед, заполнялись фанатами, которые желали меня видеть, трогать, обнимать. И в ранний период моей популярности Порта Метрониа сворачивалась ежиным клубком, чтобы обеспечить мне секретное передвижение, благодаря которому я мог исчезать, если в этом была необходимость. Я уже был капитаном «Ромы», но все же проводил свободное время в гараже, играя в «брисколу» с друзьями детства. Когда же мне нужно было уходить, а толпы девчонок при этом ждали меня около моего «Мерседеса», механик Каталани одалживал мне какую-нибудь развалюху, не привлекающую внимания. И действительно, никто никогда не удостаивал взглядом облупленный «Фиат-500» или помятый «Гольф», медленно ползущий из гаража.

Вертеп Виа Ветулониа, однако, на этом закончился. Не было конкретного дня, когда к нам пришло понимание, что мы должны уехать. Хотя, может, и был – помню, как моя мать развела руками, это означало «что я могу поделать?», когда соседка ей заметила, что в третий раз за неделю украли коврик перед общей дверью. Фетишизм тифози может зайти даже очень далеко, но этого в то время я еще не знал: три коврика за неделю – потому что это «коврики Тотти» – стали для нас безмолвным приговором на выселение, хотя и скрепя сердце, потому что все нас любили. Но на собраниях жильцов стала привычной тема надписей красками на стенах дома (большинство – от наших тифози, но хватало и оскорблений от фанатов «Лацио»). Прежде чем сочувствие квартала превратилось бы во вражду, мы решили переехать, подыскивая спокойную виллу в Казаль Палокко, неподалеку от Тригории, на Виа дель Маре. Груз народной любви стал невыносимым.