Тотальный шпионаж - [72]

Многие из этих разбойников колесили по Манчжурии и Китаю под видом продавцов лекарств и опиума, мелких лавочников, нищенствующих монахов с капюшонами на головах, совершенно скрывавших их лица, даже под видом буддистских священников, журналистов, фотографов и т д. Крайне неразборчивые в моральном отношении, гоняющиеся за наживой, физически закаленные, они всегда способны были провоцировать всякого рода инциденты, стычки, уличные драки, которые всегда раздувались Японией, предъявлявшей различные требования, настаивавшей на принесении извинений, делавшей из мухи слона и накапливавшей всякого рода поводы «про запас».

* * *

То, что Отт сумел собрать столь точные данные об этих обществах, свидетельствует о его ловкости и пронырливости как военного атташе. Другие агенты германского шпионажа были менее удачливы. Так, например, Рихард Цейзиг, территориальный руководитель АО в Японии, также пытался сотрудничать с японскими властями. Но у него по какой-то причине возникли затруднения. Японцы не только не хотели идти ему навстречу, но сделали почти невозможной какую бы то ни было деятельность представляемой им организации. Полиция буквально следовала за ним по пятам. Японцы считали, что перед ними немецкий шпион, и, разумеется, не ошибались в этом.

Все неудачи Цейзига длились более четырех месяцев, пока, наконец, не вмешался в дело Отт и не исправил положения.

Еще труднее пришлось Вальтеру Донату. Он был начальником германского «института культуры» (одна из организаций Розенберга). Этот институт давал возможность японским студентам знакомиться с Германией. Во всяком случае, таково было официальное его назначение. Но за этой официальной вывеской скрывались попытки вербовать студентов для ведения шпионажа против их собственной страны. Недоверие, которое впоследствии пронизало все германо-японские отношения, рано пустило корни в благодатную почву.

В 1938 году Донат предпринял двухдневную поездку из Кобе на остров Сикоку, находящийся в 60 милях от Кобе. Поскольку поездка была «деловой», он взял с собой японского студента.

После ночного путешествия на пароходе он прибыл около 6 часов утра на Сикоку, в г. Такамацу. Полицейский спросил Доната о цели его приезда и о планах на день. Вскоре после этого, когда Донат со спутником завтракали в японском отеле, им было доложено о «посетителе». Без каких-либо церемоний, не спрашивая даже разрешения, «посетитель» этот подошел к столику, сел и начал подробно расспрашивать Доната о его предках, о работе, о его точке зрения на японский народ, о войне вообще, о возможности японо-американской войны и т. п. и т. д. Затем Донат должен был сообщить ему исчерпывающее расписание своего дня.

Когда в тот же день, несколько позднее, Донат выехал поездом в другой пункт на острове, на станции уже ожидал сыщик в штатском, который «эскортировал» его к месту назначения.

На следующее утро у него опять был «посетитель в японской гостинице. Те же вопросы, та же беседа в течение завтрака с попытками «поймать» его на чем-нибудь. И то же требование подробно сообщить расписание дня.

Спустя некоторое время, когда Донат сидел в приемной завода, расположенного на окраине, его вызвали к телефону; тот же утренний «посетитель» предупредил его, что при возвращении в Кобе Донат будет проезжать через одну из многочисленных японских укрепленных зон; в случае если он будет делать фотоснимки, то немедленно подвергнется аресту. Утром Донат уже сказал этому «посетителю», что он не взял с собой фотоаппарата; впрочем, это не явилось для агента новостью, так как багаж Доната достаточно тщательно обыскали в отеле.

Вечером на оживленной пристани в Кобе другой штатский с глупой физиономией тронул Доната за плечо и попросил его открыть чемодан. Чемодан был положен тут же на землю, среди снующей толпы, развлекающейся таким зрелищем, как «арест» иностранца. Сыщик стал выбрасывать на грязную мостовую предметы личного обихода, пижаму и записную книжку, каждую страницу которой он тщательно просмотрел. Наконец, когда сыщик увидел несколько японских агитационных книг о войне в Манчжурии, он угрожающе нахмурился; в это время крайне смущенный японский студент пытался убедить его в том, что иностранец, взявший на себя труд научиться читать и писать по-японски, должен наверняка симпатизировать Японии; на это сыщик ответил ему, что как раз это обстоятельство и делает иностранца еще более подозрительным. Наконец, не обнаружив ничего предосудительного, он прекратил обыск и удалился, не потрудившись даже собрать вещи, выброшенные на мостовую.

Цейзиг и Донат — не единственные немцы, пострадавшие от действий японской контрразведки. Большинство немцев также находилось под постоянным наблюдением не только полиции, но собственных слуг. Иногда их задерживали по подозрению в шпионаже, но обычно ничего никогда не бывало доказано. Такой оборот дела вовсе не обескураживал японскую полицию. Японское недоверие ко всем иностранцам — и притом вовсе не к одним только немцам — с 1938 года приобрело характер какой-то мании. Власти устраивали выставки борьбы со шпионажем, демонстрируя то, что японцам казалось изощренными преступными методами действия иностранных шпионов. Они выпускали сотни антишпионских плакатов; они ввели «недели борьбы со шпионажем». Картины и лозунги, направленные против шпионов, помещались на спичечных коробках и выставлялись в окнах магазинов. И везде в качестве шпиона был представлен белый человек. Через печать и радио японское население беспрестанно призывалось быть настороже и доносить обо всех иностранных шпионах, которые несут неисчислимые бедствия Японии. Заклеймив каждого иностранца в Японии клеймом возможного шпиона, японские власти создали в стране небывалую атмосферу ненависти к иностранцам, в том числе и к немцам.