[email protected] - [2]

Шрифт
Интервал

Легко сказать «по своему усмотрению», если РАН — агентство частное, а у нас в учредителях то правительство, то законодательное собрание, пресс-службы которых, обычно гораздые чего-нибудь указать или навязать, теперь отмахиваются, не зная что предпринять.

Вскоре в редакциях получили авторитетную точку опоры: ИТАР-ТАСС, со ссылкой на региональное Агентство новостей, выдало уже известный всем текст с добавлением, что в 70–80 годы Владимир Волгарь работал собственным корреспондентом ТАСС в ряде регионов страны и за рубежом и был одним из лучших журналистов, опыт работы которого Коллегия ТАСС рекомендовала для изучения всем корреспондентам своей системы в Советском Союзе.

Это уже — первая полоса и ближайший выпуск новостей с повторением ее в главном вечернем блоке. Закавыка только в том, надо ли добавить к сообщению собственный комментарий или еще ждать какого-то подтверждения?

Пока ответственные секретари и редакторы выпусков проявляли решительность или преодолевали сомнение, в «Сточной яме», как в шутку именуют сайт региональных СМИ, появилась реплика некоего «Наблюдателя»:

«Братцы по оружию, плюнте мне в монитор, если я не прав: старина Волгарь нутром почуял угасание интереса к себе и выдал вам эту лажу, чтобы вы окропили умильными слезами его светлую память. Помяните мое слово, он всплывет, как только вы уйметесь со своими всхлипами.»

Естественно, «Наблюдатель» поднял этим шквал осуждения, одобрения и рассуждений о скверне и цельности души человеческой, о позорной практике прятаться за «никами».

И вдруг: «Коллеги! Я хочу вмешаться в ваш шум не для того, чтобы прекратить его — шумите сколько угодно, но хочу, чтобы вы знали: я улавливаю здесь и мыли, которыми вы прикрываете поток слов или строк, чувствую даже ваши помыслы, еще неясные вам самим, и предугадываю слова, которые вы скажете, оказавшись Здесь. Помните, ваши мысли материальны, а помыслы — подсудны. Владимир Волгарь».

— А я положил на то, что ты сейчас баешь, Волгарь. К сему, Наблюдатель.

— Саша, убери, то, что ты «положил», иначе может больше не пригодиться. Повторю: помыслы подсудны. Влад.

— Да шел бы ты! — сорвался Наблюдатель.

— Моменте море, Саша. Привет Нине и Костику!

Глава 4

Выпускник отделения журналистики Нижегородского университета Александр Сарафанов был недоволен своей внешностью: слишком приземист, широк в талии, круглолиц, краснощек, словом, не «мачо», и положением, которое занимал в региональном профессиональном цехе, ибо считал себя явно недооцененным. Поэтому лез в стрингеры столичных изданий. Не во внештатники, потому что «внештатный корреспондент» звучит как-то унизительно, а именно в «стрингеры». Хоть это те же штаны, только назад пуговкой, зато звучно и модно. Пробовал он себя в любых жанрах и направлениях журналистики. Кое-что у него действительно получалось и в информационной поденке, и даже в аналитике. Пару раз его напечатала претенциозная газета «Сегодня», почившая вскоре в Лету, но это не помешало Сарафанову присвоить себе псевдоним «Александр Крутой», узаконить его в членском билете Союза журналистов и, вследствие этого, быть снисходительным и даже слегка надменным по отношению к коллегам, занимающим равное с ним положение в региональном пишуще-снимающем братстве, но ставящим под своими текстами унылые собственные фамилии. Перед журналистами, заезжающими в регион из центра, и местными собкорами столичных изданий Саша заметно заискивал, видя в них возможных сталкеров его восхождения к высотам отечественной Четвертой власти.

Нину, рыжую восторженную дурнушку Сарафанов-Крутой подцепил в университете, где сразу после окончания вуза попытался преподавать на том же отделении мастерство репортажа. В большинстве там сейчас девчонки — журналистика вообще активно феминизируется — и Александр Васильевич ходил в аудитории гоголем, рисовался мастером популярного жанра. Но примеры приводил из других авторов, небрежно сообщая, что в них, на его просвещенный взгляд, достойно похвалы или порицания. Девчонки же тоже кое-что читали и имели о прочитанном мнение, с Крутым они не соглашались, над его напыщенностью похихикивали. Только Нина, в недавнем прошлом литсотрудник районки, защищала Сарафанова до покраснения ушей, отмечая неординарность его собственных публикаций и оценок коллег. Как-то Сарафанов подслушал их спор, остался доволен Нининой позицией, после лекции попросил её остаться в аудитории, без обиняков признал своей лучшей ученицей и в подтверждение сказанного предложил продолжить разговор в кафе «Театральное». С этого у них и начались отношения, быстро переросшие в ведение совместного хозяйства на съемной квартире преподавателя. Впрочем, преподавал Сарафанов недолго. Его курс занятий закончился, а на новый почему-то не пригласили.

— Сашок, ты чего это у меня пуганый какой-то сегодня? Случилось что? — встретила Нина Сарафанова, когда он приплёлся домой.

— Да так…, — вяло отозвался Сарафанов.

— Чего так-то? Я, чай, вижу какой ты. Влетело от кого?

— Что за речь, Нинок, «влетело», «чай»?… Ты забывай свой районный «воляпюк». Чай, в приличном месте теперь живешь.


Еще от автора Владимир Борисович Ионов
Долгая дорога к храму

Формально «Долгую дорогу к храму» можно обозначить как сборник рассказов. Но это будет не точно. Потому что автор не просто делится с нами любопытными историями и случаями из жизни. Это размышления опытного человека. Но размышления не резонера, а личности, которая пытается осмыслить жизнь, найти самого себя, и в реальности, и в мечтах, и даже — во снах. Эта книга для тех, кто ищет умного, доброго и понимающего собеседника, для тех, кому действительно нужна дорога к храму, какой бы долгой она ни была.


Житие тщеславного индивида

Последняя книга известного в прошлом журналиста и писателя Владимира Ионова написана в жанре воспоминаний. Но автор называет её автобиографическим романом, оправдывая это широтой охвата описываемых событий в жизни страны и героя повествования. Книга населена большим количеством известных действующих лиц, с которыми довелось встречаться автору в его полувековой работе журналиста и писателя, дана им характеристика, нередко отличающаяся от общепринятой.


…А родись счастливой

«…А родись счастливой» — это роман о трудной судьбе молодой, удивительно красивой женщины, пытающейся найти своё место в жизни, которая подбрасывает ей одно испытание за другим: трагическая смерть мужа, многочисленные попытки других мужчин (вплоть до пасынка) воспользоваться её тяжёлым положением — через всё это она проходит с большими нравственными сомнениями, но не потеряв цельности души.


Гончарный круг

В деревню, где живёт гончарных дел мастер приезжает киносъёмочная группа, чтобы запечатлеть для крупной зарубежной выставки процесс рождения его замечательных и удивительно простых изделий крестьянского быта. Но мастер уже далеко не молод. И то ли вмешательство таких гостей, то ли руки-то уже «не те», не получается у него показать превращения куска глины в произведение искусства. Оказывается, талант надо вовремя замечать и воздавать ему должное. И лишь благодаря большому терпению режиссёра и находчивости деревенского балагура — приятеля мастера — ему удаётся сотворить свой очередной шедевр.


Успение

Бывший монастырский сирота Пашка Опёнков через годы тайно пострижён в монахи и отправлен иеромонахом в дальний сельский приход, где он долгие годы служит Церкви и людям. Сохранив детскую чистоту души, живя в единении с природой, отец Павел встречается с изверившимся дьяконом Валасием и цинизмом других высокопоставленных чинов своей епархии. И в его душе возникает вопрос: правильно ли он посвятил себя Богу, обрубив монашеством возможность продолжения рода — ведь только в памяти потомков и людей, которым делал добро, сохраняется вечность Души.


Рекомендуем почитать
Шатун

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Саранча

Горячая точка, а по сути — гражданская война, когда свои стали чужими. И нет конца и края этой кровавой бойне. А тут ещё и появившиеся внезапно дроны-шокеры с лицом Мэрилин Монро, от которых укрылся в подвале главный герой. Кто их прислал? Американцы, русские или это Божья кара?


Неистощимость

Старый друг, неудачливый изобретатель и непризнанный гений, приглашает Мойру Кербишли к себе домой, чтобы продемонстрировать, какая нелегкая это штука — самоубийство... Как отмечает Рейнольдс в послесловии к этому рассказу из сборника Zima Blue and Other Stories, под определенным углом зрения его (в отличие от «Ангелов праха») вообще можно прочесть как вполне реалистическое произведение.


Древо жизни. Книга 3

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хроники Маджипура. Время перемен

В книгу вошли два романа:«Хроники Маджипура»Юноша Хиссуне, работающий в Лабиринте, находит способ пробраться в Регистр памяти, хранящий множество историй, накопленных за тысячелетия существования человеческой цивилизации на Маджипуре. Перед его глазами вновь происходят самые разные события из самых разных эпох маджипурской истории.«Время перемен»Действие происходит в отдаленном будущем на планете Борсен, заселенной потомками мигрантов с Земли, которая к тому времени практически погибла в результате экологических бедствий.


Наследник

«Ура! Мне двенадцать! Куча подарков от всех моих мам и пап!».