Тот самый - [23]

Шрифт
Интервал

– Встань здесь! – Я потащил его к шкафу, но тут же остановился. – Нет, не поместишься… Сюда! – Я поставил Кира у стены так, чтобы в случае чего отворившаяся дверь полностью закрыла его. – Просто молчи, – объяснил я шепотом, заметив его удивленный взгляд. – И не шевелись.

– В чем дело?

– Дракон проснулся. Тихо. – Я приложил палец к собственным губам и взглянул на Кира, желая убедиться, что тот меня понял. Он кивнул.

Пока шаги приближались к двери, я успел скинуть с себя рубашку и замотаться в простыню. Я уповал на темноту. Возможно, так себя ощущает человек в падающем лифте, осознавая неизбежность происходящего. Когда раздался тройной стук, я сделал вид, что вскочил с кровати, громко топая, и подбежал к двери. Я бы мог выйти в коридор, но мама сочтет это странным, к тому же на мне были джинсы. Прокрутив в голове все варианты, я осторожно открыл дверь, изображая сонливость.

– Ма?

Голос получился слишком хриплым и неестественным, мысленно я уже расправился с собой всеми способами, начиная с гильотины и заканчивая гуманным умерщвлением через инъекцию. Не зря говорят, что, если должно случиться что-то плохое, оно обязательно случится. Я надеялся, что Алиса успела замести следы. По маминому голосу я пытался понять, видела ли она Алису или нет.

– Что такое?

– Меня разбудил гром. Давно такой погоды не было… – Она стояла в коридоре как призрак, сложив худые руки на груди. В темноте мама казалась хрупкой и уязвимой. Ночь срывала привычные маски, оставляя только обнаженные чувства.

– Точно. Гадская погода, – с сонной улыбкой подтвердил я.

Сбоку я ощутил легкое шевеление, словно от обоев отделилась тень. С абсолютно непроницаемым лицом я нажал на дверную ручку, слегка придавив Кира. Мама молча разглядывала мое лицо, пока не шагнула к порогу. Капли пота выступили между лопаток. Я ощущал себя канатоходцем. Или человеком, прыгнувшим в пропасть без страховки. Где же Алиса?

– Я услышала странные звуки и подумала, что могло выбить пробки. Или замкнуть. У тебя все в порядке? Ты ничего не слышал? Какие-то звуки… Мне показалось, что ты говорил.

– Вот именно, тебе показалось, – слишком быстро закивал я, вскидывая брови. – Все нормально. И я ничего не слышал. Может, крысы?

– Чтобы мне сдохнуть, если это так. – Я почувствовал, как к лицу приливает краска. Мама никогда не выбирала выражений. – Я их недавно перетравила. Не боишься?

– Ма, ну я же не маленький. – Я улыбнулся. Темные завитки упали на лоб, и я сдул их.

После последней ссоры мама смягчилась.

– А в детстве, только услышав гром, сразу бежал ко мне под одеяло.

Прямо сейчас я готов был провалиться под землю. Щеки покраснели, и я в который раз поблагодарил темноту: она прятала мой стыд. Почувствовав шевеление рядом с собой, я сильнее надавил на дверную ручку. Когда до ушей донесся тихий, едва различимый смешок, я закашлялся и взволнованно посмотрел на маму.

– Это было давно…

Мое волнение она приняла за страх перед грозой. Адреналин щекотал горло, и мне на мгновение понравилось это ощущение.

– Ты прав. Я выпила снотворное, и ты тоже постарайся уснуть, ладно?

– Конечно. – Для убедительности я зевнул. – Уже почти сплю.

Мама развернулась и зашагала по коридору, растворяясь в густой темноте. Когда я начал закрывать дверь, она окликнула меня, и мое сердце превратилось в пульсирующий страх. Начавшаяся гроза показалась бы глупой шуткой по сравнению с маминым гневом, если бы она увидела Кира или Жеку. Если бы она поняла, что я врал.

Может быть, она уже поняла?

Ладони вспотели.

– Да?

– Спокойной ночи, Матвей.

Иголки страха, вонзившиеся в сердце, растворились, и я спокойно выдохнул, стараясь ничем не выдавать облегчение.

– Спокойной ночи, ма.

Я закрыл дверь и прижался лбом к деревянной панели. Как только шаги прекратились, мы с Киром медленно опустились на корточки и беззвучно засмеялись. Страх окончательно отступил, а его место заняла эйфория. Мурашки все еще бегали по коже, и я тихо смеялся, вспоминая лицо мамы.

– А в детстве ты сразу мчался ко мне под одеяло… – шепотом заговорил Кир, изображая мамин голос. – Милый маменькин малыш!

Я шутливо пихнул его в плечо, и Кир перекатился на спину. Его плечи поднимались от смеха. Новая вспышка на секунду выхватила наши лица из темноты.

– Все в детстве боялись грозы, – невозмутимо возразил я, сжимая губы, чтобы не засмеяться.

– Я вот совсем не боялся.

– Ну конечно!

– Разве только совсем чуть-чуть…

– Чуть-чуть? – Я скептически выгнул бровь.

– Ладно-ладно, признаюсь, я тоже боялся. Но это секрет! Только попробуй кому-нибудь рассказать, и я…

Я улыбнулся Киру.

– Что?

– А вот что!

Боковым зрением я уловил движение. Длинные пальцы с легким нажимом прошлись по ребрам. Я выгнулся, уходя из-под прикосновений, и стал беззвучно ругаться, молотя ногами по воздуху. Кир щекотал меня, и я всеми силами пытался не засмеяться.

Когда дверная ручка с тихим скрипом вновь начала поворачиваться, мы замерли, и липкий страх подобрался к горлу.

– Пронесло? – В узком проеме появилась голова Алисы. Чуть ниже я увидел голову Жеки и ярко-голубые волосы. Они выглядели забавно, и я улыбнулся.

Я нащупал на полу рубашку и снова накинул ее, застегивая пуговицы.


Рекомендуем почитать
Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.