Тот самый - [19]

– Какая разница? Опоздаем или нет, все равно будет скандал.

Мы вошли в больницу. Длинные коридоры, выползавшие из мрака на бледный свет флуоресцентных ламп, внушали тревогу. Больница со стойким запахом медикаментов так или иначе всегда ассоциировалась у меня со смертью. Мне казалось, будто та бродит по коридору холодным сквозняком, выбирая, кому суждено покинуть это место, а кому – нет. У светлой стены в ряд стояло несколько стульев. На одном из них, под плакатом с инструкцией по оказанию первой помощи, сидел Кир и разговаривал по телефону. Пальцами свободной руки он сжимал переносицу, низко склонив голову. Кир напоминал призрака, затерявшегося среди одинаковых больничных стен. Мне вдруг захотелось успокоить его и вывести из длинных лабиринтов смерти, но я только привалился спиной к стене, чувствуя усталость. Воспоминания о больнице навевали тоску. Я до сих пор помнил, как милый врач с широкими усами накладывал мне шов на коленку. Казалось, игла застряла где-то под кожей и все еще беспокоила мою память.

Люди сновали по коридору, иногда задевая меня локтями и плечами, но я был поглощен мыслями о пережитом дне. Солнце, покалывающее плечи, капли воды на коже, сухие теплые губы на моих губах… Голоса толпы сливались в неразборчивый шум. В больничном коридоре становилось тесно.

– Пойду узнаю, как там дела… – Алиса похлопала меня по руке и, поймав мой растерянный взгляд, слабо улыбнулась. – Эй! Не вешай нос! Из какой задницы только не вылезали Гранины, да? Все фигня! Знаешь, когда случится апокалипсис, выживем только мы и тараканы.

Я молча кивнул и улыбнулся, чтобы Алиса отстала. Она ждала от меня улыбки, и я дал ей то, что она хотела. Сладковатый дым, освободив легкие, подобрался к горлу. Тело не слушалось. Язык едва ли не прилипал к нёбу от жажды. В воспоминаниях ожил яркий образ: Жека, прижимающая сломанную руку к груди, как мать, прижимающая новорожденного ребенка. Я увидел, как кость неестественно натягивала тонкую кожу. Из-за приступа тошноты я, огибая толпившихся у кабинетов людей, быстро зашагал по коридору в поисках нужной двери. Закрывшись в кабинке, я склонился над унитазом и зажмурился: горло раздирала изжога. Меня рвало, и я цеплялся пальцами за фаянсовые края. Перед глазами плыли цветные пятна. Я ощущал себя переполненным сосудом, в который впихнули больше, чем он мог вместить. Слишком много впечатлений, слишком много мыслей. К любому слову в эту секунду можно было приписать «слишком», и это оказалось бы правдой. Сидя на холодном кафельном полу, я все больше понимал, насколько далек от образа святого Матфея. Я нажал на кнопку слива и вышел из кабинки.

Опустив руки под холодную струю воды, я держал их в таком положении, пока пальцы не начали неметь. Я сполоснул лицо и оглядел себя в заляпанном зеркале. Отражение мне совсем не понравилось: покрасневший рот с нечеткими контурами, острые скулы, веснушки, напоминавшие грязные пятна. Бледная кожа в неестественном свете лампы отливала нездоровой зеленью, а мутные глаза казались пустыми. Из отражения на меня смотрела тень человека, которым я не хотел быть. До тошноты во мне зрело желание выскоблить душу из этой оболочки и поместить ее в другое, более подходящее тело.

С мыслями о Жеке я вернулся в больничный коридор. Разум прояснился, и теперь белый свет ламп не резал глаза. Стены по-прежнему давили, а голоса людей пробуждали боль, вбивающую ржавые гвозди в виски.

– Скоро приедет ее папаша, – услышал я голос Кира рядом с собой. Алиса с закрытыми глазами сидела на стуле, подперев кулаком подбородок. На соседний стул опустился парень с огромным синяком на предплечье. Я невольно задержался взглядом на черно-лиловой кляксе, расползающейся по бледной коже.

– Ясно, – только и смог сказать я, сверля взглядом спины людей. Меня все еще знобило. – С ней все будет в порядке?

– Еще как. – Кир усмехнулся. – Знал бы, сколько от нее проблем было в детстве. Ее мама любит говорить, что поседела из-за Жеки раньше времени, а той хоть бы что…

– Наверное, ломать руку не очень-то приятно. По крайней мере, я бы не хотел проверять на себе.

– Да уж… Ты сам-то как? – Он посмотрел в мои красные глаза и добавил, заметив плохо скрываемую дрожь: – Тут довольно холодно.

Я чувствовал напряжение и неловкость. Еще недавно мы целовались под довольные возгласы Алисы и Жеки, а сейчас стояли в больничном коридоре. Эмоции, переполнявшие меня, могли выплеснуться наружу от любого слова.

На загорелой шее Кира выделялся черный шнурок, половина которого пряталась под футболкой в синюю полоску. Раньше я не замечал его, а быть может, мне было все равно. Подняв взгляд, я посмотрел в голубые глаза. Я увидел в них беспокойство. Все время я считал, что оно неприменимо ко мне от посторонних людей.

– Нормально, – ответил я, пряча руки в карманы. – У меня все нормально. Ведь это не я сломал руку.

– Знаешь, я бы не хотел, чтобы из-за случившегося кто-нибудь из нас четверых расплачивался…

– Я никому ничего не скажу, – перебил его я, разворачиваясь. – Разве я похож на стукача?

Невесть откуда взявшаяся злость импульсом сжала кулаки, и я поднял руки, чтобы толкнуть Кира в грудь, но так и застыл. Я понимал, что был не прав.