Тот Самый Мужчина - [12]

— Это не та терраса, — вдруг заявил Боб и виновато вздохнул, — та терраса была на башне, а здесь нет башни.

— Правильно, — подхватил Шон, — на башне мы были с юными леди, а в том кафе не было террасы. На террасе мы были потом. А там была река.

Мальчишки сникли окончательно.

— Может быть, обратиться в их посольство? — шепнула я Клоду, на секундочку представив, что теоретически в точно таком же положении мог оказаться и мой Жан-Поль, заблудись он, скажем, в Эдинбурге.

— Успеется. — Клод беззаботно махнул рукой. — Выпьем кофе, полюбуемся крышами Парижа. Красиво? — спросил он парней, широким жестом предлагая им взглянуть на панораму. — Вон свободный столик.

Я еще не успела сообщить о его предложении нашим подопечным, как вдруг из-за столика, возле которого мы все еще стояли, поднялся седой японец и, старательно улыбаясь, обратился к нам. Японский вариант моего родного языка звучал потрясающе!

После витиеватых извинений представитель Страны восходящего солнца выразил не менее витиеватые восторги по поводу того, что, дескать, какая замечательная европейская традиция — любование в весенний, пусть даже ненастный день крышами родного города! Крыши Парижа с высоты подобны чешуе дремлющего доброго сказочного дракона, который что-то там олицетворяет собой, и так далее, и так далее…

От замешательства я не переводила его слова на английский, но, по-моему, шотландцы и так понимали все по удивительно красноречивым движениям рук старого японца, хотя выражение его лица — вежливость, и не более того — оставалось неизменным.

И как замечательно, продолжал японец, что эту церемонию, и наверняка церемонию старинную, европейцы проводят семьями, и что в Японии тоже существуют подобные семейные ритуалы, и многие, и особенно дети, и это важно, приходят на церемонию в национальных костюмах…

Мы переглянулись. Улыбающиеся темно-серые глаза Клода показали на юбочки Шона и Боба. Надо же, со всеми этими переживаниями по поводу местонахождения фольклорного фестиваля я совершенно забыла, что «наши дети» в национальных костюмах. У них были такие же озябшие голые ноги, как и у мадам Грийо, когда она вернулась с репетиции.

А японец умоляюще сложил руки лодочкой и кротко высказал просьбу: нельзя ли им с женой сфотографироваться на фоне крыш Парижа рядом с настоящей европейской семьей в настоящих европейских костюмах, чтобы они смогли рассказывать своим детям и внукам о том, как оказались в Париже именно в незабываемый день любования его весенними крышами?..

«Настоящая европейская семья» посовещалась с «детьми в национальных европейских костюмах» на другом европейском языке, развеселилась окончательно и высказала согласие. Японец спросил, сколько мы хотим за услугу. Клод открыл рот, но я, достаточно хорошо предполагая вариант ответа, быстро сказала:

— А нельзя ли нам тоже получить фотографию на память?

«Настоящую европейскую семью» японская техника почти мгновенно обеспечила «фотографией на память», и мы расстались с японскими дедушкой и бабушкой с наилучшими дружескими чувствами.

— А теперь по чашечке кофе, — сказал Клод и завертел головой в поисках свободного столика.

— Может быть, в другом кафе? — робко предложила я, не сомневаясь, что в «самом туристическом месте» цены тоже соответственные.

— Нельзя нарушать традиции, — подчеркнуто серьезно возразил он. — Крышами Парижа положено любоваться здесь. Даже японцы знают. Садимся и любуемся. Особенно «дети». Они же никогда не видели Париж с Холма[4].

Мы расположились у самой балюстрады, и я подумала, что Клод опять оказался прав. Париж был потрясающе прекрасен даже в этот серый ненастный день. Подошел официант.

— Четыре самые большие порции кофе, — заказал Клод, — и принесите сегодняшние газеты.

— Какие именно, мсье?

— Где побольше рекламы и анонсов. И еще пачку сигарет. Клер, что вы обычно курите?

— «Голуаз».

Официант кивнул и отошел.

— Клер, спросите «детей», когда они ели в последний раз.

Выяснилось, что вчера.

— Я так и предполагал, — сказал Клод.

Мне стало не по себе. Неужели он собирается еще и устраивать обед в этой туристической обдираловке? Но возражать было бессмысленно. Официант отправился за сандвичами, хорошо хоть, что не за фирменным блюдом в шести экземплярах; мы с «детьми» занялись кофе, а Клод — газетами.

— Кардинал Лемуан, — неожиданно и загадочно изрек он.

— Вы имеете в виду «Паради Латин»? — уточнила я и с уважением посмотрела на шотландцев. Неужели эти мальчишки выступают в таком шикарном месте[5]?

— Нет, танцевальный клуб «Кардинал Лемуан» на набережной Монтебелло.

— Да, да, кафе на Монтебелло! — обрадовались парни. — Монтебелло! Монмартр!

— Понятно? — фыркнул Клод. — Монтебелло, Монмартр — какая разница? Англичане!

— Мы шотландцы. — Шон насупился.

— Между прочим, для них это такая же разница, как для нас между Монмартром и Монпарнасом, — объяснила я Клоду. — Они могут обидеться.

— Ладно, ладно! Шотландцы! — Он похлопал парней по плечам. — Все хорошо! Во всяком случае, набережная Монтебелло ближе к Монпарнасу, чем к Монмартру, если уж на то пошло. Перепутай они в нужную сторону, мы не потеряли бы столько времени и давно были бы на месте.