Тот момент - [77]

— Укулеле.

— Что это за хрень?

— Такая маленькая гитара, — объясняю я.

— Покажи.

— Мне некогда, — отвечаю я. — Я опоздаю в музыкальный клуб.

— Я сказал, покажи.

Он подходит ко мне ближе. Джейкоб и Тоби стоят по обе стороны от него. Я не могу сбежать. Вокруг нет других детей или учителей, потому что мой шкафчик находится в тихом месте, вдали от главного коридора. У меня нет выбора. Медленно расстегиваю чехол и достаю укулеле.

Тут же начинается смех.

— Посмотрите на этот глупый смайлик, — говорит Харрисон. — Детский сад. — Он берет гитару у меня из рук.

— Отдай, — прошу я.

— Чтобы люди думали, будто мальчики в Икфилде — большие дети? Вот уж нет. — Харрисон роняет гитару на пол. — Ой, выскользнула, — ухмыляется он мне. Сгибает колено и стоит на одной ноге, занеся другую над укулеле.

— Нет, пожалуйста, — молю я.

— Что такое? Боишься расплакаться, если я ее сломаю?

— Это подарок мамы… — Мой голос срывается.

Харрисон с силой бьет ногой по укулеле. Та издает ужасный треск, скрип, а затем замолкает. Теперь инструмент мертв. И музыка умерла вместе с ним.

— Похоже, маме придется подарить тебе новую, не так ли? — Они смеются и уходят. Слезы текут по моему лицу. Я опускаюсь на колени, беру укулеле и баюкаю ее на руках, будто это мертвое животное.

Мама тоже заплакала бы, если бы увидела. Точно знаю.

— А этот Харрисон сделал так специально? — спрашивает папа, когда я ему потом показываю обломки.

— Ага. Он пытается заставить меня бросить школу.

— С чего ты взял?

— Потому что я слышал, как он сам это сказал сегодня утром: устраивает кампанию, хочет заставить меня бросить школу, потому что я неправильный мальчик.

— Что он имеет в виду? — спрашивает папа.

Я вздыхаю. Не хотел ему рассказывать, но я так зол за гитару, что мне все равно.

— Он называет меня красавицей. Говорит, что я, должно быть, гей, раз не люблю спорт.

— Когда это началось? — Папа вдруг задает много вопросов. Как будто никогда меня не слушал и сейчас узнал обо всем впервые.

— С первого дня в школе.

— Почему ты мне не говорил?

— Я же сказал, что ненавижу школу.

— Да, но не уточнил почему.

— Ты бы не послушал. Все твердил мне, что я освоюсь и найду друзей.

Папа выдыхает и кладет голову на руки.

— Прости. Я просто хочу, чтобы ты был там счастлив.

— А я не счастлив. Ненавижу школу.

— Завтра позвоню директору. Нельзя спускать такое с рук.

— Станет только хуже, — говорю я.

— Но что еще я могу сделать?

— Позволь мне уйти, как я и хочу.

— Финн, мы все это уже обсуждали. Сама школа отличная. Давай разберемся с этим парнем, и, может, все наладится.

Я качаю головой и ухожу, потому что знаю: будет намного хуже.

Кабинет миссис Гудфеллоу находится в дальнем конце школы, из него открывается вид на поля. Как будто она хочет быть директором, но на самом деле не желает видеть или слышать, что происходит.

Забавная у нее фамилия для леди, Гудфеллоу[14]. Папа стоит рядом со мной. Очевидно, директриса попросила меня тоже присутствовать на встрече, чтобы она могла «успокоить меня». Единственное, чем она могла бы меня успокоить, — это отпустить на все четыре стороны.

— Помни, что я сказал, — говорит папа. — Мы будем вежливыми, мы здесь только затем, чтобы поговорить об этом инциденте. Не говори, что ненавидишь школу.

Я пожимаю плечами. Я бы все равно не сказал. Я не хочу ничего рассказывать директрисе. Я просто хочу уйти и больше никогда не возвращаться.

Папа стучит в дверь.

— Войдите, — отзывается громкий высокий голос, и мы входим.

Миссис Гудфеллоу встает из-за своего стола и выходит поприветствовать нас. Она высокая и худая, с длинными волосами, собранными на голове, что делает ее еще выше. Я думаю, ей нравится быть высокой.

— Здравствуйте, мистер Картер, — говорит она, пожимая отцу руку, — рада видеть вас снова.

Я забыл, что она встречалась с родителями, когда они пришли посмотреть школу. Миссис Гудфеллоу, должно быть, видела и маму.

Интересно, что мама о ней подумала.

— Финн, спасибо, что пришел. Я не задержу вас надолго, но хотела как-то подбодрить. Пожалуйста, присаживайтесь, — говорит она нам обоим.

Я оглядываюсь, пока мы садимся. Стены оклеены обоями с цветочным рисунком, везде висят картины с птицами.

На полке — изящные статуэтки балерин, на столе — ваза с цветами. Комната больше похожа на ту шикарную чайную, в которую мама однажды привела меня в Илкли, чем на кабинет директора школы.

— Что ж, — начинает миссис Гудфеллоу, глядя на меня и садясь за свой стол. — Мне было очень жаль услышать о происшествии с вашей гавайской гитарой.

Я смотрю на папу. Если он не собирается что-то говорить, я скажу.

— Э-э, Финн совершенно ясно дал понять, что его инструмент был сломан намеренно.

Миссис Гудфеллоу улыбается.

— Понимаю, но я разговаривала с тем молодым человеком, и он заверил меня, что это был очень досадный несчастный случай. Когда Финн уронил инструмент, Харрисон проходил мимо и, пытаясь увернуться, потерял равновесие и наступил на гитару. Ему действительно очень жаль.

— Нет, — говорю я. — Все было не так. Он сделал это специально, при этом смеялся и говорил мне гадости.

Миссис Гудфеллоу качает головой.

— Я понимаю, что ты очень расстроен, Финн. Твой отец сказал мне, что инструмент был тебе очень дорог, но могу заверить, этот молодой человек не стал бы лгать о таких вещах. Его отец — председатель совета правления, так что он из очень уважаемой семьи.