Тот, кто виновен - [57]

— Постойте. Это были вы! — крикнул я ему в лицо. — Вы создали эту одиозную программу, которая якобы видит будущее. — Чтобы уличить преступника, прежде чем он успеет что-нибудь совершить.

O господи! Я попал в руки сумасшедших фанатов-компьютерщиков, которые вообразили, что с помощью своих ноутбуков вышли на след еще одного «чудовища из Белица».[31] Но программа не работала, и эти психи совершили ошибку!

— Вы запрограммировали Иешуа, а я оказался крайним! — возмутился я. Сумасшедшие действительно считали меня детским насильником, а если это так, то я попал к настоящим преступникам, а к Йоле не приблизился даже на шаг.

Если только они похитили Йолу, чтобы защитить ее от меня. Возможно, что они так странно размышляли? Сбитый с толку и выбившийся из сил от боли, я снова опустился на стул и уже хотел закрыть глаза, как Фиш шокировал меня, сказав:

— Нет, все наоборот. Вы тот самый, Макс. Вы преступник. И не мы создали Иешуа. Мы хотим уничтожить программу.

Глава 45

ЙОЛА

Она не могла спать, но и по-настоящему бодрствовать не получалось. Боль напоминала о себе даже в полудреме — словно кто-то подогревал ее на слабом огне — и не давала Йоле окончательно забыться.

Напрасно она старалась держать глаза открытыми и не пропустить, когда тот мужчина со странным акцентом придет ей на помощь. Шотландец, ирландец, канадец? Она боялась пропустить его. Не услышать, когда он будет пробираться по лесу и звать ее.

Правда, он пообещал ей, что придет с папой и мамой, а те вряд ли уйдут из леса ни с чем.

«Мои родители меня не бросят».

С такой успокоительной мыслью Йола грезила наяву и в дневной дремоте видела много из того, что ее окружало: дерево, к которому она прислонилась, дождевая влага на лице, холод, который медленно полз вверх по спине, — все это казалось реальным и одновременно фантазией, потому что во сне она была уже не Йолой, а бесплотным существом, которое с небольшого расстояния наблюдало за девочкой со сломанной ногой, как та, замерзая, жалась к дубу и ждала помощи.

«Обалдеть, — думала Йола. — Я наблюдаю за самой собой».

При этом возможно было изменить перспективу любым доступным способом, как в видеоигре, только без джойстика; одной лишь силой воли она могла приблизить девочку, обойти вокруг дерева или посмотреть на себя с высоты птичьего полета.

В настоящий момент она сидела на корточках или парила (во сне всегда трудно сказать) между ветвями, прямо рядом с коршуном, который вместе с ней смотрел вниз на девочку.

— Ей нужно быть начеку! — сказала птица, и Йола, которая очень хорошо знала, что коршуны не умеют разговаривать, ничуть не удивилась этому в своем сне и начала беседовать с хищником:

— Почему? Джеймс уже тут?

Коршун повернулся к ней. Его зрачки были цвета красных тлеющих угольков. Когда он открыл клюв, откуда-то неожиданно появился паук, заполз ему в клюв и с хрустом исчез там.

— Нет, — ответил он и всколыхнулся всем телом, словно хотел стряхнуть воду с оперения. — Видишь там внизу? — Он указал правым крылом на разрытую землю посреди листвы прямо за стволом, к которому прислонилась спящая девочка. — Это странно.

— Что ты имеешь в виду? — спросила бесплотная Йола, которая не очень хорошо видела в сумерках; лишь то, что в куче листвы что-то шевелилось.

— Время течки обычно заканчивается в марте. Тебе не повезло. — Коршун говорил теперь голосом фрау Яспер на уроке биологии. — Должно быть, веприцу настигла смерть.

— Что такое веприца?

— Самка дикого кабана, глупышка. Она определяет время спаривания, потому что самцы плодовиты весь год.

— А! — Теперь Йола это тоже увидела. Четыре хорошеньких поросенка, которых она с удовольствием бы погладила по молочно-кофейной, с белыми полосками и кое-где с небольшими пятнышками шерстке: отсюда сверху казалось, что она блестит даже сильнее, чем у Мистера Типпса.

— Как мило, — сказала Йола коршуну, но тот помотал головой.

— Как смертельно, — проскрежетал он и повернул клюв чуть правее.

Йоле пришлось нагнуться вперед, чтобы посмотреть, что птица хотела показать ей на этот раз.

— Ты это слышишь? — спросил коршун.

Она наклонила голову набок, уставилась в темноту, куда смотрела хищная птица, и пыталась полностью сконцентрироваться на шорохе. На шуршании ломающихся кустарников, веток, которые сгибались и снова бились друг о друга.

— Почему ты сказал, что мне не повезло? — спросила она коршуна, но тот неожиданно исчез. Вместо него рядом с ней вдруг оказался киллер. Он улыбался окровавленными губами, на голову был натянут капюшон. Один глаз, как маятник, болтался на зрительном нерве и подмигивал ей.

— Потому что ты ждешь помощи, а придет смерть, — сказал покойник, который тоже мог говорить, и стащил капюшон с головы: там не хватало черепной крышки.

Йола закричала, но ее дикий крик был без труда заглушен Безликим (у которого теперь действительно не было лица!), он не произнес больше ни слова, но испускал низкий хрюкающий рев, как медведь или очень, очень большая собака.

Йола отпрянула от киллера, потеряла равновесие и стремительно полетела вниз с дерева, прямо в свое собственное тело.

— Слава богу! — с трудом перевела дыхание Йола, придя в себя. Мерзнувшая, дышащая, напуганная, но она была жива. И не спала!