Тот, кто присмотрит за мной - [7]

Шрифт
Интервал

(Пауза)

Патетично, не так ли?

Адам. Что это значит, быть американцем?

Эдвард. Это значит, родиться в Америке.

Адам. Быть американцем, я повторяю, это большая ценность. Приз, выигрыш, большой, но не нужный. Эта цена, которую постоянно дают за американскую голову. И в своей в голове каждый американец знает себе цену, потому что он живет в рыночной экономике, а в этой экономике все что-нибудь да стоит. Но этот же самый рынок может снизить твою цену, в зависимости от текущей ситуации. И этот солидный куш, этот большой выигрыш, сам американец, не в силах контролировать свою собственную ценность. А тот, кто потерял контроль, тот в жопе. Что американец, что араб. Все мы в жопе. У нас много общего.

(Пауза)

Как умерла твоя жена?

Майкл. Нита?

Несчастный случай. Жизнь стала другой без нее.

(Пауза)

Нита, конечно, не хотела бы видеть меня раскисшим, каждый должен справляться с этой прекрасной жизнью, уметь делать вид, что ничего не случилось. Но кое-что все-таки случилось. Профессионально я изменился. До ее смерти я был переполнен идеями для публикаций. Ничего особенного. В основном, английские диалекты. Так вот, после несчастного случая я только и делал, что читал старые английские поэмы и средневековые романы. Изучал их, как мог. Ничего не публиковал. Я потерял свою жену и потерял свое амбиции. Мой прошлый успех в публикациях не помог мне в период реорганизации. Да, так бывает.

Эдвард. Звучит ободряюще.

Майкл. А я и не собирался тебя ободрить. И вообще это тебя не касается. Я отвечал Адаму, он задал мне вопрос. Тебе уже лучше, Адам?

Адам. Нет. Я ненавижу эти семейные трусы. Я хочу носить величайший вклад моей страны в достижение человечества. Модные, белые маленькие плавки. Настоящее мужское белье. Я знаю, почему арабы не могут носить их. Если их трусы не имеют прорехи, то они не в силах найти там свои члены. Я хочу плавки. Я хочу убить араба. Хотя бы одного. Самому закапать его тело, вместо его отца и матери, жены и детей, и сказать им- я это сделал, я, американец. А теперь обвиняйте меня. Вы сами в ответе за то, что сделали со мной. Вы заслужили это. Я хочу видеть их лица, исполненные ненавистью. Настоящей ненавистью. Я хочу, чтобы это было в моей власти.

(Пауза)

Дай-ка мне Коран, я прочту о Силе Власти.


Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!
Воистину, мы ниспослали его в Ночь Власти.
А что даст тебе знать, что такое Ночь Власти?
Ночь Власти лучше тысячи месяцев.
Нисходят ангелы и дух в нее с позволения Господа их для всяких повелений.
Она- мир до восхода зари!

(Пауза)

Она - это и есть мир, Ночь Власти!
Мир в доме, где спят дети.
Каждый в этом мире, кроме Адама, с его головой. Голова Адама горит. Он забыл свои привычки. Исковеркал свою речь. Он сломан. Простите меня, мои сестры и братья, мои враги, за то, что зову вас врагами. В ваших книгах - ложь о дороге к миру и власти.

(Он целует Коран)

Я пришел в мой сад, о возлюбленный.
Те, кто живут в садах, правоверные, внимающие голосу: заставьте меня услышать это.
Поспеши, мой возлюбленный, и будь для них как косуля и молодой олень в горах пряностей.
Но почему, мой возлюбленный, ты отвернулся от меня? Я принадлежу моему возлюбленному, а мой возлюбленный принадлежит мне.

Эдвард. Ну хорошо, будем мы писать наши письма?

Адам. А что, уже время?

Майкл. Какие письма?

Адам. Домой.

Майкл. Они их отправят? Они дадут нам ручку и бумагу?

Эдвард. Покажи ему, Адам.

Адам. Нет, начинай сам. Ты пишешь своей жене.

Эдвард. Дорогая жена, как тебя зовут, кстати? Эта была шутка. Здесь нет обратного адреса, потому что я не знаю, где нахожусь, к тому же никогда и не знал, как ты могла бы сказать. Ты знаешь, что я не большой мастак писать письма, но мне кажется, что ты просто хотела бы получить от меня весточку. Я чувствую себя хорошо, надеюсь, верю и полагаюсь на тебя и нашу семью. Со мной здесь сейчас двое парней, Адам, американец, который скоро женится и мы сможем приехать к нему на свадьбу, если продадим наш дом, конечно, и Майкл, который англичанин. И этим все сказано. Я не больше тебя понимаю, почему я здесь. Это ужасно держать мужчину или женщину вдали от их семьи, если они ничего такого не совершили. Ну ладно, может я и сглупил сам, поехав сюда, но так, наверное, было нужно, и ты бы не сумела меня остановить — ты же меня знаешь. Скажи мальчикам, пусть болеют за Манчестер Юнайтед. Пусть оставят свой Liverpool. А болеют за Юнайтед. Скажи им, так же, что их сестра- лучший футболист из всех них. Почему? Потому, что она маленькая грязная обезьянка. Прекрасная, но ужасная. Как и ее отец. Я представляю твой смех, и единственное, чего бы я хотел, так это услышать тебя. Твой муж, Эдвард.

P. S. Кстати, кто по твоему такой, этот Эдвард?

Адам. Совсем не плохо, Эдвард. Майкл, не хочешь попробовать?

Майкл.Дорогая мама, со мной все хорошо. Прости, но обстоятельства не позволяют мне писать тебе каждое воскресенье, как я обещал. Я делю жилище с американцем и ирландцем, поэтому, порой, я захлебываюсь в потоке эмоций, которых я предпочел бы избежать. Охранники, приставленные к нам держаться очень надменно. Наши ужасные соседи снобы Шаукроссы доступней любого из тех, кого я здесь видел. К счастью у Шаукроссов нет носят пушек и ножей. Я надеюсь, что наш новый священник взялся, наконец, за ум, и оставил свою идею проведения фольклорного фестиваля песен и танцев на празднике урожая. Пожалуйста, не поддавайся на попытки соблазнить себя еще раз. Эдвард, ирландец, интересуется футболом. Я надеюсь, что c Петерборо Юнайтед все в порядке, потому, что, как ты знаешь, я тоже болею за футбол. Я пишу это письмо в начале месяца. Так что на счастье. Ни пуха тебе ни пера! На счастье. Твой любящий сын, Майкл.