Тот, кто появляется в полночь - [7]
И еще… хотя Никита стоял довольно далеко от ящика, ему отчего-то показалось, что именно оттуда, из этого темного пролома, сочится, расползаясь по подвалу и медленно проникая в дом, то самое невыносимое зловоние.
– Кто… кто здесь? – повторил Никита без прежней уверенности в голосе. Он взвесил в руке свою дубинку… и понял, что она совершенно бесполезна, что она не поможет ему, не защитит от того зла, которое таится за проломленной стенкой ящика.
И тут снова раздался душераздирающий скрежет.
Но теперь, когда Никита был совсем близко к его источнику, ему не казалось больше, что что-то пилят. Теперь ему казалось, что кто-то грызет деревянную стенку ящика.
Несмотря на царящий в подвале могильный холод, Никита покрылся липким потом.
– Черт знает что такое… – пробормотал он, попятившись. – Развели тут какую-то пакость…
Ему больше не хотелось доискиваться причин странного скрежета. Ему хотелось бежать отсюда прочь, бежать как можно скорее и как можно дальше. В город, скорее вернуться в город, к людям, к теплу и свету, к пустым разговорам, к жизни… Хватит уже, насиделся тут сычом, уже мерещится черт знает что…
А для начала – хотя бы выбраться из подвала и запереть дверь, отгородиться этой дверью от тьмы, холода и ужаса, таящегося в подвале.
Правда, возникала одна неприятная проблема.
Чтобы выбраться из подвала, нужно было повернуться спиной к этому жуткому скрежету, повернуться спиной к ящику, к сочащемуся из него мраку и зловонию, а это оказалось выше его сил. Глаза его против воли устремлялись к ящику, рассматривали замок и странную сургучную печать – в сильном свете фонаря Никита видел на ней необычного вида крест.
Никита попытался подняться по лестнице пятясь, спиной вперед, но зацепился ногой за ступеньку и едва не свалился. Он остановился, перевел дыхание, постарался взять себя в руки, постарался справиться с нарастающим в душе ужасом.
И в это время из ящика донесся тяжелый, хриплый вздох.
В этом вздохе была такая древняя, такая глубокая и черная злоба, что Никита не выдержал, развернулся и бросился вверх по лестнице.
Ему нужно было преодолеть всего несколько ступенек, всего две… одну… он уже схватился за дверную ручку…
И в этот момент на его плечо легла тяжелая холодная рука.
Тяжелая и холодная, как могильная плита.
Тяжелая и холодная, как сама смерть.
Лиза свернула с проселка на подъездную дорогу. Из-под колес полетели комья грязи. Машина забуксовала, мотор взвыл, пытаясь справиться с непосильной задачей.
«Ну вот, еще и машину угроблю, – подумала она с тоской. – И какого черта я сюда поехала? Тоже мне благотворительница нашлась! Жалко тебе его? Да не нужна ему твоя жалость! Он сам себя не жалеет, своими руками разрушает собственную жизнь…»
Под колесо попал клочок твердого грунта, и машина справилась, выехала на дорогу, подкатила к воротам.
– Умница! – проговорила вслух Лиза и погладила приборную панель.
Она считала, что нужно время от времени хвалить машину, компьютер, прочую технику, тогда все эти полезные вещи будут служить ей верой и правдой. А свой «Пежо» она просто обожала и наделяла его человеческими чертами.
Затормозив перед воротами, Лиза дважды надавила на клаксон.
Резкий, требовательный сигнал показался ей оглушительным, однако никто на него не вышел. Дом за воротами стоял мрачный и нежилой. Не шел дым из трубы, не горел свет в окне, не висели на перилах крыльца яркие половички, доски крыльца были мокрые, на них валялись опавшие листья и комья грязи.
– Что он, спит до обеда? – проговорила Лиза с раздражением, впрочем, сердиться в данном случае можно было только на себя.
Делать нечего, пришлось выбраться из машины, прошлепать по грязи к воротам и самой распахнуть их.
Она тут же заляпала сапоги и лишний раз удивилась собственной глупости – не хватило ума сообразить, что дождем размоет дорогу в полное безобразие. Это тебе не в городе добежать десять метров от подъезда до машины!
Ругаясь сквозь зубы, она вернулась в машину, въехала на участок, подкатила к крыльцу и заглушила мотор.
Вот теперь на нее обрушилась тишина, нарушаемая только унылым завыванием ветра и шорохом последних осенних листьев.
Лиза вышла из машины, запрокинула голову, оглядела дом.
Как и в первый раз, он произвел на нее странное впечатление мрачного благородства. Мощные валуны, из которых был сложен первый этаж, дышали какой-то первобытной силой, потемневшие от времени и непогоды оконные переплеты сохранили строгое изящество, крутая крыша напоминала средневековый рыцарский шлем. Приходилось признать, что этот дом удивительно подходит к скудной северной природе и сегодняшнему мрачному дню.
Лиза поднялась на крыльцо, громко постучала в дверь, окликнула Никиту.
Но он по-прежнему не отзывался.
– Да что же это такое! – пробормотала она сердито и взялась за ручку двери, решив, что это переходит всякие границы и что терпение ее лопнуло.
Но в конце концов, все к лучшему в этом лучшем из миров, как говорит Капа. Теперь у нее развязаны руки, она спокойно скажет Никите, что между ними все кончено, и больше она в эту глушь не приедет никогда. Осознав сей факт, Лиза приободрилась и дернула дверь. Та была не заперта.
