Тот, кто называл себя О.Генри - [32]

В Гринсборо был только один драгстор. Он помещался в доме на Элм-стрит, рядом со старым отелем Бенбоу, и принадлежал Кларку Портеру, дяде Билла.

Но, как и в самом большом нью-йоркском драгсторе, клиент мог получить здесь все, начиная от игральных карт и виски и кончая швейными иголками.

Лекарства хранились в самом незаметном углу, в застекленном ящичке. Ящичек Кларку Портеру приходилось открывать редко. Гораздо чаще он откупоривал бутылки.

В задней комнате, которая называлась солидным словом «провизорская», уголок стола занимали аптечные весы и футляр с медными гирьками. Рядом лежал переплетенный в кожу справочник фармацевта «United States Dispensatory». Последний раз Кларк Портер перелистывал его лет двадцать назад перед выпускными экзаменами в медицинской школе. В настоящее время справочник служил подставкой большой бутылке темного стекла с надписью на этикетке «Уайт Хоурз».[2] Никакой белой лошади в бутылке не было, но жидкость, которая в ней содержалась, по уверениям Кларка Портера, заставляла ржать любого здорового мужчину.

И еще в этой комнате стояло уютное кресло-качалка, в котором Кларк Портер любил дремать в жаркие часы дня.

Билл пришел к дяде в понедельник после обеда. Дядя сидел за столом в провизорской и читал газету. Увидев Билла, он бросил газету на пол.

— Хэлло, племянник! — сказал он весело. — Ну-ка, подойди ближе.

Билл подошел.

Дядя, не вставая со стула, начал ощупывать его грудь, руки, шею.

— Повернись! — командовал он. — Так. Позвоночник в порядке. Ключицы… э… немного выпирают, но это нормально для твоих четырнадцати лет. Открой рот! М-м… зубы как у индейца. Завидую. Сними рубашку. Так. Живот. Не надувайся. Кожа дрябловатая. А ноги… Хм, тебе не фармацевтом, а прямо в кавалерию. Отличные ноги. Цепкие. Одевайся.

Он откинулся на спинку кресла и прищурил глаза.

— Если бы у меня был сын… Впрочем, это не имеет значения. Ты видел в салоне на столе стаканы?

— Да, сэр, — ответил Билл.

— Пустые бутылки на стойке?

— Да, сэр.

— Веник в углу?

— Да, сэр.

— Стаканы и бутылки должны быть вымыты, пол под метен, стойка чистая.

— Да, сэр.

— Дядя Кларк налил из темной бутылки в небольшой стаканчик. Выпил, прислушиваясь.

— Ты всерьез хочешь стать фармацевтом?

— Да, дядя.

— Дядя Кларк налил еще. Меньше, чем в первый раз. Протянул стаканчик Биллу:

— Это для хорошего пищеварения. Не бойся. Задержи дыханье и одним глотком.

Билл выпил.

— Ты будешь по вечерам обслуживать посетителей и следить за порядком в салоне. В конце каждой недели ты будешь получать у меня один серебряный доллар.

— Да, дядя.

— Позавчера была суббота?

— Да, — ответил Билл.

Дядя Кларк порылся в кармане и протянул Биллу монету.

— Это аванс. И, ради бога, дай мне сейчас отдохнуть. Иди вып… купи себе чего-нибудь у Пейшоу. Вечером приходи.

— Спасибо, дядя! — крикнул Билл, выходя из комнаты. На улице он разжал кулак. Доллар, матово поблескивая, уютно лежал на ладони.

Кларк Портер не дружил со своим братом — ни в детстве, ни позже. Слишком разные у них были характеры. И внешнего сходства не было между ними. Элжернон, сутулый, невысокий, с бледным хмурым лицом и неопрятной седеющей бородой, производил впечатление барышника с конской ярмарки.

Добродушный, грубоватый Кларк был похож на фермера. Он любил общество веселых людей. И люди любили Кларка. Он мог бы достичь многого. Но природная лень сделала его. всего-навсего хозяином аптекарского магазина. Однако Кларк большего и не желал. Драгстор ставил его в центр жизни городка. Все новости шли через драгстор, как через фильтр. У Кларка всегда находилось несколько сортов виски — на разные вкусы. И все равно — мононгахельского, шотландского или ирландского требовал посетитель, цена была одна — пятнадцать центов стакан. Поэтому и дело шло бойко, и драгстор по вечерам был полон.

Кларк давно присматривался к жизни в старом доме на Маркет-стрит. Дом приходил в упадок. Семья Элжернона разваливалась. Мэри еще как-то ухитрялась держать хозяйство в руках. Но уют ушел из дома после ее смерти. Лина хозяйничать не умела и не любила. Билл вырастал сорванцом. Кое-как он окончил нормальную школу. Средненький аттестат не мог подтвердить наличие у него каких-либо определенных склонностей или способностей. Впрочем, последнее время он увлекался гитарой и пеньем. Но эти предметы в школьную программу не входили.

Кларк, наконец, поборол свою неприязнь к брату.

— Я хочу, чтобы хоть один из Портеров встал на хорошую дорогу, — сказал он и послал за Биллом негритенка.

К вечеру дядя заглянул в салон. Пол чисто выметен, пустые бутылки поставлены в ящик, на стойке шеренга ослепительно чистых стаканов. Билл восседал на табурете с книгой в руках.

— Что это у тебя? — спросил дядя. Билл показал обложку.

Дядя двумя пальцами взял книгу за угол и швырнул ее под стойку.

— Чтиво для бездельников, — сказал он. — «Гроза Ямайки»… Хм! Гроза! Ну и название! Ты читал «Генри Эсмонда»?

Билл кивнул.

— Теккерей, Скотт, Диккенс — вот настоящая литература.

— Скучновато, — сказал Билл откровенно.

Дядя посмотрел на него серьезными серыми глазами.

— Сказано смело, мой друг. Смело и глупо. Большие мысли никогда не приходят сразу и никогда сразу не понимаются людьми. От непонимания они кажутся скучными… Положи полдюжины виски в лохань с водой, — распорядился он вдруг, — виски приятно пить, когда оно холодное. О чем я?.. Да, Диккенс. Не суди людей по первому впечатлению. Первое впечатление всегда грубо. Это впечатление глаз, но не сердца. Хороший писатель горек снаружи и сладок внутри. Плохой — как пилюля. Сверху обсыпан сахаром… Достань еще пять стаканов, мальчик. Тех, что на стойке, не хватит. Вечером у меня соберутся друзья.