Тот, что держит за руку - [33]

— Нет, спасибо, — хриплым со сна голосом отзываюсь я. — Который час?

— Уже почти полдень, приятель, — посмеивается мужчина. — Ну ты и мастер поспать, скажу я тебе!

— Бывает. — Смущенно свешиваю ноги с дивана, на котором проспал оставшуюся часть ночи. Мелисса милостиво снабдила меня подушкой и покрывалом. — Где Мелисса?

Кружка с кофе на долю секунды зависает в воздухе на полпути ко рту Маттиса Вебера, а потом он произносит:

— Спит, наверное. Ты это… ты как здесь оказался? Тебя, типа, из дома выгнали?

— Типа того, — неловко засовываю ноги в джинсы, и быстро их натягиваю. — Не знаешь, где можно было бы снять неплохую меблированную комнату?

— Что, все настолько плохо?

— Хуже некуда.

Мужчина понимающе кивает, мол, плавали — знаем.

— Тут в районе есть старая кошолка по имени фрау Аксель, — говорит он после недолгой задумчивой паузы, — так вот у нее, я слышал, частенько студенты ошиваются… Можешь ее и спросить для начала? Если, конечно, тебе подойдет ее клоповник, — добавляет он многозначительно, должно быть, намекая на мои богатенькие привычки.

— Скажешь куда идти?

— Без проблем.

Маттиас начинает рыться на кухне в поисках обрывка бумаги, чтобы записать адрес домовладелицы, но Мелисса, появившаяся на тот момент в комнате, прерывает его поиски словами о том, что сама отведет меня куда надо.

— Тем лучше, — пожимает плечами отец. — Главное не задерживайся: мне уйти надо будет…

— Опять?! — c неожиданным ожесточением кидает его дочь. — Не можешь и дня с нами нормально провести?

— Не смей повышать на меня голос, маленькая засранка! — строго одергивает ее отец, но настоящей злости в нем не ощущается, и я в очередной раз гадаю, что является причиной подобных препирательств.

— А то что? — дерзко улыбается та.

Отец и дочь смотрят друг на другу, словно борцы перед спаррингом, а потом Маттиас велит ей отправляться к себе и привести себя в порядок. Та воинственно задирает подбородок, признавая свое превосходство, и медленно шествует в свою комнату.

— Не девчонка, а наказание Господне! — констатирует ее отец, со стуком опуская недопитую кружку на стол, а после добавляет: — Вчера мне звонил доктор Хоффманн: в понедельник состоится еще один докторский консилиум, он просит меня снова быть там. Ты как, сможешь прийти или нет? — мнется он нерешительно. — Это, конечно, не обязательно, но я решил предупредить тебя.

Единственный ответ, пришедший мне в голову, звучит, как банальное «спасибо», а следовало бы, наверное, взять и спросить «слушай, Маттиас, а тебя не смущает, что чужой человек лезет в твои дела? Да еще и спит на твоем диване, в конце концов…» Но я, конечно же, на подобное не решаюсь: мы только улыбаемся друг другу странными, полусмущенными улыбками, а потом Мелисса выходит из комнат и ведет меня знакомиться с фрау Аксель, моей будущей домовладелицей.

Мысль о съемном жилье пришла мне в голову не далее, как несколько часов назад, когда металлические пружины диванчика Веберов ожесточенно вгрызались в мое тело, подобно клыкам диких животных, — и вот мне уже вручают ключи от комнаты, провозглашая целый список неписанных правил и постановлений, одно из которых, особенно меня поразившее, звучит примерно так: «не прятать в комнате маленьких, ручных, красноглазых крыс. Я старая, но не дура!» Каким образом маленькие, красноглазые крысы насолили аккуратной баварке фрау Аксель, для меня так и остается загадкой, но крысы — пусть даже и не красноглазой! — у меня все равно нет, а потому и говорить тут не о чем.

Сама фрау Аксель, «старая, но не дурная» баварка, о чем я уже успел упомянуть, внешность имела самую нетривиальную, и старой кошолкой назвать ее можно только с большой натяжкой: лет ей, должно быть, около шестидесяти с небольшим, но ярко-бардовая шевелюра в мелких завитушках и подкрашенные красной помадой тонкие губы придают ей весьма эксцентрично-моложавый вид, который она подчеркивает маечкой с принтом рок-группы «Мystic Prophesy“(благо, ее сухонькая фигурка позволяет это). Такие старушки, если смотреть на них сзади, кажутся молоденькими девчонками, и только лобовое столкновение, если можно использовать такой термин, способно развеять подобное заблуждение.

— Ты уверен, что хочешь переехать сюда? — с сомнением интересуется Мелисса, когда мы снова выходим на улицу. — В Эрленштегене жить куда солиднее… У тебя там красивый дом.

— Это у моих родителей красивый дом, — поправляю я девочку. — А у меня пока нет практически ничего.

— Хозяин — барин, — говорит Мелисса со вздохом. — Надеюсь, ты потом не пожалеешь.

— Это не твоя забота, мелкая — улыбаюсь я и щелкаю девочку по носу.

— Эй, — возмущается та с напускным недовольством, — я всего лишь на десять лет тебя младше! Поуважительнее, пожалуйста.

Около автомобиля мы дружески прощаемся, и я с тяжелым сердцем направляюсь домой за вещами. От мысли, что снова придется препираться с родителями, меня немного подташнивает, но я знаю, что принял первое в жизни самостоятельное решение и не собираюсь от него отступаться. Ни за что.

Подъезжая к знакомым с детства липам около нашего дома, я даже удивляюсь, насколько все здесь остается неизменным — мне кажется, что перемены внутри меня должны были повлечь перемены и в окружающем мире. Но мир этот остается прежним — я глубоко вдыхаю запахи свежего хлеба (фрау Майнинген печет его из дрожжей собственного приготовления), свежескошенной травы и свежезаваренного кофе. Запахи, знакомые с детства!