Тот, что держит за руку - [11]

— Мальчишка! — пеняю своему отражению в зеркале и, словно в очередной раз за день готовясь к Гераклову подвигу, разворачиваюсь с улыбкой на губах к спешащей по коридору женщине. — Мама… прекрасно выглядишь!

Моя мать, Грета Штальбергер, смеряет меня скептическим взглядом, словно перед ней полотно неизвестного художника, в ценности которого она сильно сомневается, а потом почти нежно интересуется:

— Ну и где ты пропадал, дорогой? Мы с отцом прождали тебя все утро… И, да, к слову, выглядишь ты отвратительно! Что случилось?

— Случилась вечеринка, мама, ты же знаешь, — я не перестаю улыбаться, зная по опыту, что смирение — лучшая тактика. — Мы с ребятами немного увлеклись, вот и все.

И я уж было надеюсь, что мне удастся избежать разговоров об утреннем инциденте, но тут матушка кладет руку на мою небритую щеку, покрытую с утра жесткой щетиной, и слегка проводит по ней пальцами, как делала это прежде в далеком детстве, когда от детской мягкости моей щеки у нее аж сердце замирало (она любит рассказывать мне об этом), а потом произносит:

— А вот Вероника сказала, что ваша вечеринка закончилась довольно рано… и вы даже успели выспаться, — с упреком. — Она, кстати, звонила узнать, как ты добрался до дома…

— Попался! — пытаюсь замаскировать разочарование напускной веселостью. — А почему это Вероника звонила тебе, а не мне? — кидаю как можно более беззаботно, хотя внутри побулькивает неожиданно вскипевшее раздражение.

— Может, потому что ты не брал трубку, и она испугалась худшего…

Это правда… Сам виноват.

— Да, да, виноват, сознаюсь… Просто кое-что, действительно, случилось, — приходится нехотя сознаться мне.

Уф, рассказывать маме о своих «подвигах» не хочется, ничего кроме насмешки меня тут не ждет. Она не бабушка… Но и смолчать невозможно…

— И что же такого важного случилось, дорогой, что ты пропустил из-за этого «нечто» воскресный завтрак? — мама подпускает металла в голос. — Я поняла бы, переусердствуй ты с алкоголем, но раз ты сел за руль, значит был достаточно трезв для этого, я права?

Тяжело вздыхаю — была ни была:

— Произошла авария, мама. Это и есть та самая причина, из-за которой мне пришлось задержаться сегодня…

— Ты попал в аварию? — вижу, как по лицу матери проносится волна беспокойства, и это беспокойство приятно мне, но та быстро берет себя в руки: все-таки сын стоит перед ней живой и невредимый…

— Не я, просто незнакомцы на дороге, — отвечаю спокойным голосом, — но я посчитал своим долгом убедиться в их благополучии… — И как бы оправдываясь: — Все произошло на моих глазах, а я все-таки врач. — Это звучит как детское оправдание, сам слышу это в собственном голосе. Права бабушка, пора становиться взрослее…

Мама между тем качает головой, мол, и откуда ты у нас такой взялся, сердобольный ягненочек, и озвучивает это так:

— Если станешь растрачивать себя на каждого незнакомца, Марк, то долго в больнице не выдержишь, — снова касается моей щеки в ободряющем, как я догадываюсь, жесте, а потом добавляет: — И давай договоримся, никакие незнакомцы не должны вставать между тобой и нами, твоими родителями, хорошо? Мы и без того редко можем собраться вместе и потому воскресные завтраки я считаю почти что священными…

— Я помню об этом: своеобразная воскресная служба семейства Штальбергер…

Мама улыбается.

— Именно так, дорогой. А теперь иди и приведи себя в порядок!

— Есть, капитан! — салютую матери рукой, чмокаю ее в густо пахнущую духами щеку и быстро бегу наверх в свою комнату.

Там с разбегу падаю на кровать и почти блаженно вздыхаю — сил на то, чтобы принять душ нет абсолютно, и я засыпаю прямо так, даже не успев раздеться…

Когда открываю глаза, предзакатное солнце, неестественно желтое и почти болезненное, ярко светит в эркерное окно моей комнаты, — значит проспал я часов шесть, не меньше, решаю, находясь еще в том пограничном состоянии между сном и явью, когда ты словно и сам не знаешь, где и зачем оказался…

Рядом на кровати вибрирует телефон — Вероника. Тянусь было ответить, но передумываю: в голове стоит туман, не хочется усиливать неприятные ощущения разговором с подругой. Она, наверняка, в бешенстве… Я игнорировал ее целый день. Усмехаюсь и стягиваю с себя футболку — возможно горячий душ поможет привести голову в порядок.

А это бы не помешало: перед глазами явственно стоит бледное лицо той, что лежит сейчас на больничной койке с забинтованной головой… Это странно, по крайней мере мне кажется это странным, и эта странная странность меня тревожит. А потому я поспешно принимаю душ, борясь с желанием позвонить в больницу и навести справки о Ханне Вебер: вдруг свершилось чудо, и она пришла в себя — в конце концов сдаюсь и набираю номер Зюдклиники…

— Мы не даем никаких справок о пациентах по телефону, — сообщает мне женский голос на том конце провода. — Если вы ее родственник, то вам лучше приехать и поговорить с ее лечащим врачом лично.

Будто я и сам не знал, что именно так мне и ответят… Но, как говорится, попытка — не пытка; следовало отвлечься, и я решаю, что лучшим отвлечением в данном случае станет визит к бабушке… Я не видел ее с прошлой недели и именно сейчас нуждался в ней как никогда — по сути я всегда нуждаюсь в ней, когда на душе становилось особенно тяжело — да и стоило уйти из дома хотя бы для того, чтобы избежать столкновения с Вероникой, которая вполне могла заявиться сюда в поисках моей персоны. Видеть ее не хотелось… Стыдно признаться, но одного свадебного разговора с Вероникой мне было вполне достаточно на сегодня!