Тост за грядущее - [7]

— Вот так, Саня, — кивнул в сторону эксперта Иваныч, — учись ценить малое: поправили человеку голову, а сколько радости…

— Вы… Вы помогли мне доказать остальным членам комиссии обоснованность моих сомнений в справедливости оценки уровня землян! Только что я со

общил им обо всем: и про вашу исключительную готовность к контакту с другими цивилизациями, и про попытки наших соседей включить Землю в сферу своих интересов, и про машину, и про себя, как вы без проблем и так быстро… Это показатель… — галопировало сознание пришельца. — Кажется мы ошибались, мы все ошибались… Вы представляете, мы ошиблись на несколько уровней в оценке вашей цивилизации!.. Невероятно.

Теперь шансы Земли стать открытой планетой значительно выше. Я буду настаивать! Мы начнем готовить дипломатическую миссию на Землю! Мы откроем здесь сервисную станцию по обслуживанию наших космических катеров! А возможности торговли…

— Так, мы сегодня пить будем? — недипломатично прервал его Бобрусев. — За Иваныча не выпили, водка греется, а ты со своей «миссией — комиссией», туды ее в качель! Ща мы тебе штрафную для порядка!

— Не — ет!.. Штрафную я не могу. Я должен лететь немедленно. Завтра срочное заседание комиссии, а мне еще нужно подготовиться к выступлению. Завтрашний день должен стать моим!

— Ну вот, блин!.. — расстроился Бобрусев. — И не поговорили толком. А может на пару часиков задержишься, а? Иваныч, ну скажи ему…

— Ты, это, Саня… Анатолю виднее, как быть. Раз надо, так надо. А нам чего, помогли ему и слава Богу. Давайте‑ка лучше, братцы, на посошок, если такое дело. Осталось там еще что?

— Да на посошок только и осталось, — уныло констатировал Бобрусев.

Когда посошок, обернувшийся тройным алавер- ды, был выпит, все трое, похлопывая друг друга по плечам, направились в сторону машины. Пока Толлегеттерриан устраивался в коконе, Иваныч, спохватившись, сбегал к месту застолья и вернулся с полиэтиленовым пакетом в руках.

— Вот здесь тебе шашлыка на дорожку, а то так ведь и не поел горяченького… Хлеб, пара помидоров.

Все отказы, благодарности и попытки эксперта увильнуть от этого угощения успеха не имели и отметались непробиваемым: «Мы тут дома, мы найдем, а тебе в пути пригодится. Мало ли что…»

Когда, наконец, в коконе нашлось место для «сухого пайка», Бобрусев чинно пожал руку эксперту и сказал на прощанье: «Жалко тебя отпускать, Толян, хороший ты парень, но раз дела… Мне ведь тоже завтра в поле: осот, сволота, давит… Ну, ты, это… Не забывай, появляйся… Будем ждать…»

Толлегеттерриан был расстроган.

— Люди, — спросил он, — как я могу вас отблагодарить?

— А у нас в стране самая твердая валюта — это жидкая, с тебя бутылка, — пошутил Бобрусев.

Эксперт воспринял сказанное всерьез и после непродолжительной внутренней борьбы сказал:

— Хоть это и нарушение всех существующих инструкций… Дайте‑ка на минутку вашу полосатую бутылку.

— Пустую? — зачем‑то переспросил Бобрусев.

— А у вас есть полная? — поинтересовался эксперт.

Иваныч, все‑таки Толян растет на глазах, — восхитился Бобрусев. — Всего полдня здесь, а уже научился бутылки собирать!..

Толлегеттерриан невозмутимо принял бутылку из- под «Русского размера» и разместил ее в специальной нише, справа от себя, набрал троичный код на экране и, как только прозвучал прерывистый зуммер, извлек из нее заказанные Бобрусевым пол — литра самой твердой российской валюты.

Далее последовала немая сцена, в ходе которой Бобрусев надорвал ногтем большого пальца серую предохранительную пленку на горлышке принятой из рук пришельца бутылки «Русского размера», открыл пробку, после чего припал губами к горлышку, явив собой точную копию вышедшего из моды памятника юному горнисту. Отхлебнув изрядно, и, обозначив процесс дегустации громким причмокиванием, уверенно заявил:

— Иваныч, блин, она!..

— Ну, ты молодца… — похвалил тот, оставляя воз

можность обоим, Бобрусеву и Толлегеттерриану, принять эту высокую похвалу на свой счет.

— Дак раз такое дело, мы ж сейчас на ход ноги, стременную, закурганную… — оживился Бобрусев.

— Да уймись ты, — урезонил его Иваныч. — Не видишь, за рулем… человек… В общем, хватит ему. Пусть летит. Давай, Анатоль, с Богом!.. И так, поди, опоздал.

Боковая стенка машины закрылась. Приятели отошли на несколько шагов. В их поведении прослеживались все признаки синдрома провожающего: когда уже объявлено отправление и поезд вот — вот готов тронуться, начинаются непроизвольные движения в виде различной интенсивности прощальных помахиваний, демонстраций сцепленных над головой рук и воздушных поцелуев. Когда в последний момент вспоминаются крайне важные вещи и их пытаются передать отъезжающему языком жестов и самой невероятной мимики, оставляя его, как правило, в полном недоумении, о чем же, собственно, могла идти речь…

Никакого рева стартовых двигателей, языков пламени или клубов пыли, с которыми у нас с детства ассоциируется начало космических полетов, не было. Просто машина беззвучно сорвалась с места и понеслась над землей. Затем, вдруг, повернула на девяносто градусов и пошла вертикально вверх. Потом раздался громкий хлопок, она полетела еще быстрее и очень скоро скрылась за облаками.