Тост - [16]

Хенрик рискнул:

– Збышек, а эта обувь?

– Что обувь?

– Может быть, ее где-нибудь сложим? Спрячем от шефа, а потом разделим между людьми.

– Нет, – запротестовал Смулка. – Нет. Что до этого, то нет.

9

Ужинали при свечах. Народу было много, и вскоре запахло расплавленным стеарином, стало душно и жарко. Открыли окна, выходящие в сторону сквера, дохнуло вечерней прохладой, пламя свечей заколыхалось. Пани Барбара, одетая в легкое бальное платье, накинула на голые плечи шаль. Она помолодела лет на пятнадцать (браво, Щаффер), волосы у нее теперь были синеватые, появился озорной взгляд школьницы, стройность и умение очаровательно двигаться. Пани Барбара сидела за пианино, играла вальсы, танго и арии, пела, а мужской хор орал вместе с нею «Моя Кармен». Хор тореадоров обступил стол с напитками («…я тебя люблю, а ты меня нет…женщины непостоянны, а вы как будто лучше… все одним миром мазаны… истерзанное сердце…»).

Дамы постарались, все в вечерних платьях, у блондинки разрез до самого бедра. Только Анна была в брюках и свитере от Штайнхагена, не пела, пила вино наравне с другими, но не становилась раскованнее, наоборот, все более замыкалась в себе, время от времени ее сотрясали приступы сухого кашля. Шаффер ходил, выпрямившись, среди ужинавших, приносил все новые банки консервов.

– Прекрасный бал, – повторял он, – мне бы надо было жениться на польке, у меня была бы веселая старость, прекрасный бал, не правда ли, только жаль, что мужчины такие неаккуратные. – Но те его не слушали, поглощали закуски, хлестали вино и орали, громче всех Чесек: дожили, куриная морда, чего стесняться, мужики небриты, ерунда, они и так нас любят.

Хенрик отыскал взглядом Рудловского. Рудловский сидел в кресле и что-то втолковывал брюнетке, очки он держал в руке и очаровывал ее взглядом. Затем надел очки и стал оглядываться по сторонам. Заметил Хенрика, извинился перед брюнеткой и подбежал к нему.

– Нет ли у вас цибозола? – спросил он.

– Нет.

– Я с ней уже договорился.

– Какое могло быть сомнение, за вас всех на корню договорился Мелецкий.

– Я предпочел бы этим не пользоваться – малоприятное занятие. Интереснее всего сама игра, не правда ли?

– В известной мере, – сказал Хенрик. Подумал: «Этого можно будет перетянуть». – Вы ее разыграли? – спросил он.

– Я отрекомендовался графологом-хиромантом. Вы себе не представляете, как они клюют на это. Дала погадать по руке. Я нагадал, что она должна идти в мой номер. Она сказала, что если судьбе так угодно… А вы не считаете, что это рискованно?

– Что именно?

– А если она больна?

– Маловероятно.

– Посмотрите на нее и скажите, что вы о ней думаете.

– Я думаю, что она мила и очень женственна.

– Только бы чего-нибудь не подхватить!

– Теперь вам отступать некуда.

– Она вам нравится?

– Да. – Хенрик еще раз посмотрел на брюнетку: – Аппетитная.

– Пошлю немца за цибозолом, – решил Рудловский. – Вы не знаете, он профилактически действует?

– Не знаю. Спросите лучше доктора.

– Мелецкого? Спасибо, мне еще жизнь не надоела! Мелецкий такой же доктор, как я министр. Он всего лишь зубной техник.

– А диплом? – спросил Хенрик.

– Вам нужен диплом? Сколько? Три? Дюжина? Шеф вам устроит. Он большой ловкач. С ним не пропадешь. Привет, я отчаливаю.

Рудловский вернулся к брюнетке. Хенрик проводил его взглядом. Сплошные сенсации. Диплом фальшивый, с помощью фальшивого диплома ему удалось обмануть уполномоченного. Янка встала и подала Рудловскому руку. "До Хенрика донеслись его слова: «Здесь очень мило, не правда ли? Общество, музыка…» Они опять сели, Рудловский снял очки и начал что-то рассказывать. «Если я перетяну его на свою сторону, нас будет четверо, с Чесеком и Смулкой. Доктору останется Вияс. Доктор, доктор, вдвоем он не осмелится пойти против четверых». Тореадор перестал голосить, прервав свои жалобы на полуслове, пани Барбара встала из-за фортепьяно. Чесек пошел за нею, она что-то сказала Хенрику по-французски о Чесеке, что – Хенрик не понял, она громко засмеялась и откинулась назад, Чесек поддержал ее за талию, она перегнулась через его руку и снова засмеялась. Хенрик открыл им дверь в зал. «Опять выглядит старой», – подумал он. Она ему в матери годится, но, может быть, Чесеку мать и нужна? Он вспомнил девушку с распущенными волосами. Хорошо, что ее здесь нет.

– Надеюсь, вы не расстроились, – услышал он голос Анны.

– Нет, из-за чего? – ответил он, но не был уверен, что искренне.

Подошел Смулка.

– Сейчас буду говорить с шефом, – сказал он.

– Осторожно, ты много выпил, – предостерег Хенрик.

– Он тоже. Я сказал ему, что хочу с ним говорить. «Ладно, – сказал он, – жду тебя».

– Смотри не проговорись, что я что-то знаю, – напомнил Хенрик.

Анна спросила:

– Вы о чем? Смулка ответил:

– Ни о чем. – Он много выпил, это чувствовалось. – Хенрик не хочет, чтобы мы разбогатели. Он говорит, что бедных ждет царство небесное. Как тебя зовут? – обратился он к Анне.

Та не ответила. Смулка пошатнулся.

– Меня зовут Збышек. А ты Ханка, я знаю. Я с утра на тебя смотрю. Ты здесь, Ханка, самая красивая. Остальные лахудры, ты самая шикарная.

– Они не лахудры.

– Лахудры. И ты тоже.

– Вы пьяны.

– Нет. Могу взять какую захочу. Ну так я выбираю тебя. Шеф сказал, что тебе все равно и что ты согласишься.