Торжествующий мертвец - [16]

Сотню раз пытался я узнать правду об этом фантастическом деле. Вся эта деревенщина, в том числе и Вэньон, пребывали в плену жалких предрассудков. Я криво усмехнулся. Да, это было забавно! - Я ведь тоже, как и те, над кем я смеялся, находился в плену чудовищного мифа.

Меня злило, что я не знал, чему верить. Все и вся словно сговорились водить меня за нос. Я, отец Дэни, был благодарен за информацию о нем, полученную из вторых рук, от самодовольного слуги, каким был Дорло. В последствии я много раз боролся с искушением расспросить этого парня более подробно, но совесть не позволяла мне допрашивать хозяина. Ну и сам хозяин, Вэньон, после своей первой тирады полностью замкнулся и молчал, как рыба.

Я чувствовал, что не выдержу этой зловещей, сводящей с ума таинственности. Нужно потребовать у кого-то, все равно у кого, раскрыть мне тайну. И посмотреть, что он ответит. Или узнать хотя бы, какого характера будет ответ. Поэтому, когда я отправлял письмо Дженни, я попросил служащую почты назвать какое-нибудь официальное лицо, мэра или школьного учителя, с которым я смог бы посоветоваться по личному делу.

Женщина обошлась со мной довольно сурово. После глубокомысленной паузы она заявила: - Мэр болен; есть Буадиель-сторож, он участвовал в сопротивлении, но он тоже болен. Или аптекарь Танви. Он, - добавила женщина, - очень умный и чрезвычайно ответственный человек, был квартирмейстером в армии... И еще есть, конечно, кюре, отец Пюиндизон.

Отказавшись от прекрасного Танви, я избрал кюре. Правильный выбор! Странно, что я не подумал об этом раньше. Найти священника не составило труда. Он только что вернулся с мессы и вежливо пригласил меня в свою обитель.

Я кое-как поведал ему о своем деле, включая находку могилы, и спросил, не был ли Рауль, которого так безрассудно обожал мой сын, внуком умершего.

Лицо кюре омрачилось. Последний вопрос вызвал у него неудовольствие и замешательство. Стало ясно, что все обо мне он знал заранее.

- Честно говоря, месье, на это трудно ответить. В наших местах много суеверий и... У того, чью могилу вы видели в Сэнт Орвэне потомков не было. Он служил, кажется, дворецким в замке Вэньон, где и скончался. Было это восемьдесят лет назад, и...

- Да, да, - сказал я, - ну, а тот другой малый, которого встретил мой сын... Кто он?

Добрый кюре мрачно взглянул на меня. Это был пожилой человек с красноватым лицом. Его глаза, обычно угрожающие, сейчас были полны тревоги.

- Месье, - укоризненно проговорил он, - вы пришли вот так и просите... О чем? Подтверждать сомнение, которое заранее внушили вам, или опровергнуть его. Я могу сказать лишь то, что знаю: Приваче умер в 1873 году. Остальное - суеверие...

- И это суеверие...

Он слегка пожал плечами. Моя настырность смущала его.

- Очевидно, суеверие, которое по вашему настоянию я должен назвать, заключается в том, что умерший в 1873 году Приваче и тот, к которому по вашим словам мальчик имеет влечение, - одно и то же... Это смешно... Я уже сказал все, что могу...

Его отношение ко мне, по-прежнему вежливое, начало приобретать, некоторую холодность. Я понял, что опять потерпел поражение. Все эти люди, которых я пытался заставить открыть мне правду, просто смеялись этим нелепым мифам. Но на самом деле в душе они боялись его!

Неудовлетворенный и разочарованный я поблагодарил кюре и удалился.

В замке я находился уже целую неделю. Абсолютно безрезультатную неделю!

Каждый день я стремился использовать любой шанс, чтобы уговорить моего мальчика. Но все напрасно. Что делать? Тащить домой как пленника и тем самым заставить его ненавидеть себя еще больше? Возможно, если потребуется. Но сначала нужно попытаться уговорить его. Дэни был словно дикое существо, очарованное и восторженное. И не было никакой пользы, думал я, загонять его в ловушку, и свяжешь бедное тело, а дух его от тебя ускользнет. Я хотел завлечь его в ловушку, но завлечь всего и сделать это с любовью. Оковы и наручники - неподходящие для этого инструменты.

Но если он не поедет со мной добровольно, то мне останется лишь применить силу. Необходимость уже назрела, поэтому-то я и обратился к Годериху. Его дружеское участие в сопровождении мальчика, будет, конечно, менее унизительным, чем полицейский эскорт.

Вэньон в этом деле был совершенно бесполезен. Нынешнее болезненное состояние его нервной системы было все равно что пассивное и негласное сопротивление моим усилиям. Почему после взрыва эмоций по поводу безымянных он замолчал? Кюре хоть что-то рассказал мне. Но почему сам Вэньон не мог сообщить мне тоже самое, или даже больше?

Я подошел к окну комнаты, где мы завтракали, и взглянул на осенние поля. Отсюда они выглядели коричневыми или желтыми квадратами, беспорядочно тянувшимися к затуманенным холмам. Вдруг на одном из полей, я увидел Дэни. Но он не двигался. И тогда я вспомнил, что это всего лишь пугало, почему-то оставленное на стерне.

Сегодня Годерих должен получить мое письмо. И когда он приедет, мы проведем наш военный совет. Как рад я буду его трезвому подходу к делу и здравому мышлению. У меня же все мысли перепутались, а оскорбленный рассудок все время наталкивался на каменную стену противоречий. Настоящий парадокс! С одной стороны, здесь, как везде, была середина двадцатого века с поездами, почтой, газетами и радио, а также изредка пролетавшими самолетами. А с другой стороны, здесь вполне уживались темные суеверия, замшелая мифология и причудливый анахронизм фантастического ужаса. Два мира - взаимосвязанные и несовместимые, но каждый из них существовал.