Торнбер - [38]

— Я думал, что ты уже успеешь одеться, — прокомментировал он.

Она ухмыльнулась:

— Только после того, как моё бельё высохнет. Оно тонкое, так что много времени это не займёт.

«Я слишком хорошо знаю, насколько оно тонкое!».

— Если кто-то увидит нас, то пойдут слухи, — предостерёг он.

— Давай пройдёмся, — сказала она ему. — За лошадьми меня с меньшей вероятностью рассмотрят. Мы можем найти какое-нибудь более солнечное место, а когда высохну, я смогу снова надеть платье.

Всё поле было залито солнцем, поэтому Грэм не был до конца уверен, как должно было выглядеть «более солнечное» место, но свои сомнения оставил при себе. Они полчаса шли бок о бок с лошадьми, прежде чем она нарушила молчание:

— Ты редко когда говоришь, а?

— Редко, — согласился он.

— Почему?

— Вещей, которые мне требуется говорить, не так уж много. Я никогда не был из тех, кто говорит лишь для того, чтобы убить время, — ответил он.

Она никак это не прокомментировала, и они прошли ещё немного, пока не достигли слегка более уединённой ложбины. Земля слегка поднималась вокруг них, делая их менее заметными издалека. Алисса остановилась, и начала рыться в одной из своих перемётных сум. Минуту спустя она вынула кожаный свёрток, и начала его разворачивать. Внутри был набор изогнутых игл, тряпки и нитки — всё, что нужно для зашивания ран.

— Почему у тебя всё это с собой? — с любопытством спросил он.

— Привычка, — ответила она. — Бабушка научила меня, когда я была молодой, и я всегда верила в то, чтобы быть готовой. Дома после войны нам много приходилось врачевать.

«В то время она была ещё в детском возрасте», — подумал Грэм, — «что же за детство такое у неё было?»

Алисса с минуту походила кругами, утаптывая траву в маленькой области, прежде чем сесть.

— Иди сюда, — сказала она. — Садись.

Грэм помедлил:

— Ты выглядишь суше. Почему бы тебе сперва не надеть платье?

— В этом случае самое худшее, что может случиться — кровь попадёт мне на бельё. Это лучше, чем кровь на платье, — рассудительно сказала она. — Не волнуйся, я не кусаюсь.

Он нехотя сел, скрестив ноги. Он чувствовал, как Пеббл слегка неодобрительно смотрит на него, или, возможно, это было игрой его виноватой совести.

Алисса подалась ближе, осматривая его разорванную кожу, и он стал остро осознавать её близость. «У неё прекрасные уши», — молча подумал он, мысленно прослеживая контур её челюсти, и изучая гладкую оливковую кожу её шеи. Его щеки коснулось тёплое дыхание, и его сердце забилось сильнее. «Почему я так реагирую?» — задумался он. Грэм никогда не реагировал на близость никакой другой женщины настолько сильно.

Однако ответ он уже знал, хотя и не мог выразить его словами.

— Закрой глаза, — приказала она. — Будет проще, когда не пытаешься смотреть за иглой… проще нам обоим.

«Она знает», — встревоженно подумал он. Грэм знал, что умрёт со стыда, если она скажет кому-то, что он влюбился как дурак.

— Расслабься, — тихо сказала она, а затем игла впилась в его кожу.

Он дёрнулся, когда боль вернула его разум к боле насущным проблемам.

Алисса приостановилась, задумавшись:

— Так не пойдёт. Ага, ты не против полежать? — Она разгладила свои колени, указывая, что ему следует положить свою неповреждённую сторону лица на них.

У Грэма из разума вымело все мысли, и он сделал, как она попросила. Лежать было удобно, и это позволило ей легче работать над его щекой. Он глазел на траву, игнорируя тепло девушки. Боль от иглы заставляла его задохнуться, и он с трудом подавлял крики.

Минуты текли с агонизирующей медлительностью, пока она аккуратно зашивала ему лицо, работая над каждой раной от начала и до конца, пока полностью не закрывала. На его лице было два длинных разреза, и один поменьше, прошедший через правую бровь. Этот едва-едва миновал глаз. Его зашивать было больнее всего.

Она закончила не более чем за час, но ощущение было таким, будто прошли дни. Грэм утомился от усилий, которые тратил на то, чтобы пытаться лежать молча. По большей части он достиг в этом успеха, хотя он время от времени хрипел или взвизгивал, когда было особенно больно. Когда Алисса убирала иглу и нить, он заметил, что её руки испачкались кровью. Вероятно, теперь ему уже можно было двигаться, но он ничего не сказал, продолжая молчать. Теперь, когда боль прошла, ему очень не хотелось сдвигаться с этого умиротворённого места.

— Закрой глаза. Ты вполне можешь немного отдохнуть, — прошептала она.

Он так и сделал, чувствуя удовлетворение.

Она наблюдала за ним во сне, следя за его медленно поднимавшейся и опускавшейся грудью, пока не уверилась в том, что он больше не был в сознании. Затем она ещё немного подождала, прежде чем наконец легко положить ладонь ему на грудь. Жест был невинным, если только никто не увидел бы взгляд её глаз. В этом взгляде не было невинности. Она мягко провела рукой по его груди, ощущая его мышцы, и любуясь очертаниями его тела.

В конце концов у неё затекли ноги, и она разбудила его, более не в силах терпеть неудобство.

Он взволнованно взглянул на неё, когда очнулся:

— Прости. Как долго я…?

— Недолго, — успокаивающе сказала она, одарив его улыбкой.

Он сел, отодвигаясь прочь, внезапно снова осознав её женственность. Грэм встал, и протянул ей руку: