Торквемада - [18]

Уронишь наземь крест, тебя сожгут сейчас же.

В любом движении, в любых твоих словах

Увидят смертный грех. Ужасный тот монах

В жестокость лютую сегодня превращает

Завет спасителя. За ересь почитает

В своем безумии любую мелочь он.

И будешь заживо ты на костре сожжен,

Коль вздумал размышлять, коль Соломоном клялся;^[34]

И если донесут, что с бесом ты шептался,

И если в постный день посмел ходить ты бос,

Иль знаки странные на ногти ты нанес,

На слишком пожилой ты женщине женился

Иль на молоденькой, иль в бегство не пустился

От подпоясанных ременным кушаком,

Иль мертвеца к стене ты повернул лицом,

Иль скатертью свой стол в субботу накрываешь,

На рождество осла из стойла прогоняешь,

Иль чаще, чем Христу, молиться вздумал, плут,

Отцу небесному, — за все тебя сожгут!

Произносить стихи, идя за гробом друга;

За дверью в темноте рыдать; иль без испуга

Бродить по пустырям и в тишине молчать;

Иль с утренней звездой рассветный час встречать,—

Все — преступление! Увы! Костры пылают,

Заря багровая все небо застилает.

Не кровь ли подданных по небу растеклась?

Так отберут, король, всю армию у вас,

И будет некого вам на врага обрушить!

Да что там говорить! Король не хочет слушать.

А слово бы сказал — и кончено! Но нет!

Испания в тюрьме! И в довершенье бед

Народ не знает вас, от короля далек он.

И вот сегодня здесь, сеньор, у ваших окон…

(Указывает на галерею в глубине сцены и на занавес, который ее закрывает.)

Гучо внимательно слушает.

…Костер они зажгут, огромнейший костер—

И устремит монах свой похотливый взор

На корчи женщины, огнем костра объятой.

На четырех углах четверка черных статуй,

Пророки черные, — четыре их числом,—

Всем четырем ветрам поведают — о чем?

О чем заголосят четыре глотки сразу?

О! Человечиной набьют их до отказа!

В утробах каменных огня раздастся рев,

И будет дым валить из исполинских ртов.

Народы в ужасе, в тоске, в остолбененье:

Испания, и вы, и ваши все владенья

Растаяли в дыму, в зловещем треске дров

Меж этих призраков, меж статуй, меж костров!

Такому зрелищу в анналах нет примера.

Весь этот блеск рожден ужасным Кемадеро.^[35]

Под тенью палача король, увы, исчез.

Король, подавленный, садится на складной стул.

Король

Но церковь норовит извлечь свой интерес

Из этого.

Маркиз

А трон вам потерять не жалко?

Ведь вся Кастилия сегодня точно свалка

Для черепов людских! Ведь вопль по всей стране!

(Приближается к королю.)

Вы тщетно боретесь. Вы нынче в западне.

Над всей Испанией висят паучьи сети.

Господь — звезда во мгле — через тенета эти

Чуть виден. Сатана ту сеть, где бьетесь вы,

За нитью нить тянул из чрева Еговы.

Ничтожный ум людской попал в тенета, бьется

В том уголке лепном, что церковью зовется.

Там в царские врата струится адский свет,

Чтоб содрогались в них ночь, страх, смертельный бред.

И человечество печальными очами

Глядит на сумерки. И мы не знаем сами:

Не этот ли Ваал и встарь душил людей?

Расти нельзя — грешно! Кто мыслит, тот злодей!

О гибель бытия! А людям жить охота!

Паук-священник сплел ужасные тенета,

И муху-короля опутать он сумел.

Король опускает голову. Маркиз, внимательно глядя на него, продолжает:

И все мы в ужасе! Кто думать бы посмел,

Что догм и ханжества гнуснейшее сплетенье

Опасно для орла? Но, всем на изумленье,

Попался и орел. Запутали орла,

И в пакостных силках трепещут два крыла.

Вот требник, библия, евангелье пред вами,

И вот погашено желаний ваших пламя,—

Любить и властвовать нет смелости у вас.

Имели гордый нрав — когда-то, не сейчас—

Владыки тверже гор и, как леса, косматы,

Но прахом все пошло. А было ведь когда-то!

Король взять женщину решил. Но, усмирен,

Он пресмыкается, рычать не в силах он.

Всесилен лишь монах, он правит всем на свете.

"Как смеют, — он шипит, — на свет рождаться дети?"

Всех взял он под башмак. Он до того могуч,

Что наши души сгреб и запер их на ключ.

Трепещут перед ним монашки и монахи,

И гнет он скипетры и шпаги держит в страхе.

Смерть источает он из-под нависших век.

Власть — вот вам цель его, а жертва — человек!

И целый мир покрыт его мертвящей тенью.

Он всю вселенную берет под наблюденье —

Ужаснейший шпион, приставленный творцом!

(Глядя прямо в лицо королю)

История еще поведает о том,

Что было веком тьмы вот это время злое.

Век рабства и огня! Чем он богат? Золою!

Когда наследницей Пелайева меча^[36]

Явилась кочерга в руках у палача,

Как звали короля? Он Торквемадой звался!

Король

(вставая)

Ты нагло лжешь, маркиз! Владыкой здесь остался

Я, Фердинанд! Монах и папа — ни при чем.

Я тигр и лев! Я был и буду королем!

Чтоб это доказать, голов щадить не стану.

Иди и приведи надежную охрану.

В обитель Асунсьон отправиться изволь

И Розу вызволи! Будь смел, как сам король!

Приказ я напишу.

(Подходит к столу, берет перо, лист пергамента и быстро пишет.)

Вот! "Именем закона

Маркизу уступать во всем и неуклонно.

Что делает маркиз, то — воля короля".

(Подписывает и передает пергамент маркизу.)

Иди и выполняй. Повелеваю я!

О, радость мне доставь! Сумей туда ворваться.

Хоть растопчи их всех — заставь повиноваться;

А нет — дави, и жги, и обрати в пустырь

Проклятые места, где был тот монастырь!

Маркиз

А вдруг какой монах…

Король

Убить!

Маркиз

Солдат…

Король

В железы!

Возьми сто человек. Ведь есть головорезы: