Торговый дом Гердлстон - [130]

— Бедняжка! Кто бы она ни была, ей уже не открыть глаз, — сказал майор, освещая фонарем бледное, застывшее лицо. — Видите, куда этот трус нанес ей удар? Вероятно, смерть была мгновенной, и она даже не почувствовала боли. А я бы ни секунды не усомнился в том, что это та самая барышня, которую мы явились сюда спасать, если бы, благодарение богу, она не стояла тут, перед нами, живехонька!

— А где же те-то, другие? — спросил фон Баумсер, вперяя взгляд в темноту и бережно опуская голову девушки на землю. — Если в этой стране справедливость есть, их за то, что они тут натворили, повесить должны.

— Они удрали, — сказал майор, — и преследовать их сейчас бесполезно: местность эта нам незнакома, и мы не знаем, в каком направлении скрылись преступники. Они же скатились с насыпи, как безумные! Эй! Это еще что за чертовщина?

Восклицание это относилось к трем ярким светящимся точкам, которые появились из-за поворота дороги и довольно быстро приближались, становясь при этом все ярче. Затем из темноты послышался голос:

— Они здесь, ребята! Окружайте их! Смотрите, чтоб ни один не удрал!

И прежде чем майор или кто-нибудь из его друзей успел опомниться и сообразить, в чем дело, все они были храбро взяты в плен теми доблестными и несокрушимыми, как скала, представителями рода человеческого, которые именуются английскими констеблями.

Нужна немалая отвага, чтобы, кинувшись в разбушевавшуюся морскую стихию, бросить конец каната терпящему крушение судну. Не меньшая отвага нужна и для того, чтобы, прыгнув за борт корабля, спасти утопающего, зная, что каждую секунду в зеленой глуби океана может мелькнуть грозная тень, и страшный хищник океанских джунглей, повернув вверх свое белое брюхо, бросится на свою беззащитную жертву. И рядовому пехотинцу нужна отвага, когда он, крепко сжимая в руках винтовку, твердо идет вперед, бок о бок со своими товарищами, навстречу мчащимся, как вихрь, уланам. Но все это меркнет перед делами нашего простого констебля, когда он темной ноябрьской ночью, обходя свой участок, видит распахнутую настежь дверь, останавливается, прислушивается и понимает, что настал час проявить все то мужество, на какое он способен. Он должен действовать вслепую, наугад, во мраке. Он должен один-одинешенек поймать этих отпетых головорезов, как крыс в норе. Он должен быть готов пустить в ход свое нехитрое оружие против их шестизарядного револьвера и кастета. Все эти мысли ураганом проносятся в его голове. Он вспоминает жену и детей, оставленных дома, и невольно думает о том, как было бы просто не заметить открытой настежь двери. И затем — как же он поступает? Да, с сердцем, исполненным чувства долга, и со своей простой дубинкой в руке он идет навстречу опасности, а нередко и смерти, как и подобает благородному рыцарю-англичанину, чья возвышенная душа больше страшится укоров совести, нежели кастета и пули.

Сие патетическое отступление имеет своей целью подчеркнуть тот факт, что три дородных гэмпширских полицейских, пущенных по следу наших друзей сметливым возницей из трактира «Летящий бык» и получивших возможность самолично удостовериться в безусловно крайне подозрительном поведении вышеупомянутых лиц, проявили поистине неукротимую энергию, и не успели Том, майор и фон Баумсер опомниться, как они оказались в надежных и крепких руках закона. Нигилист же, чья ненависть к закону была неистребима, так как ничто на свете не в состоянии было убедить его в том, что при каких бы то ни было обстоятельствах закон может оказаться на его стороне, выпрямился во весь рост, прижав к бедру нож и всем своим видом показывая, что не постесняется пустить его в ход. Не менее воинственную позу принял и его приятель из Киля. По счастью, однако, внешность преступников и несколько торопливых слов, сказанных майором, помогли полицейскому инспектору быстро разобраться что к чему, и, тотчас перенеся свое внимание на Бурта, он в мгновение ока надел на него наручники, после чего майор изложил ему уже во всех подробностях обстоятельства дела.

— Кто эта молодая особа? — спросил полицейский, указывая на Кэт.

— Это та самая мисс Харстон, которую мы хотели спасти, ради чего и прибыли сюда, и для которой, без сомнения, и предназначался удар, поразивший насмерть другую бедняжку.

— Вам, пожалуй, лучше увести ее в дом, сэр, — сказал инспектор Тому.

— Очень вам благодарен, — сказал Том и, взяв Кэт под руку, повел ее через парк к аббатству.

По дороге Кэт рассказала ему, как сначала понапрасну разыскивала свой плащ и капор, которые, как оказалось, выкрала у нее Ребекка, а потом решила пойти к условленному месту без них. Однако эти поиски задержали ее, и она пришла чуточку позже назначенного часа. Под сухим дубом никого не оказалось, но в глубине парка раздались голоса и шум шагов, и она пошла в этом направлении, увидела открытую калитку, вышла за ограду, поднялась на насыпь, и тут в лицо ей ударил свет фонаря и открыл ее присутствие как друзьям, так и врагам. Впрочем, Кэт не успела довести своего повествования до конца, ибо Том заметил, что она все тяжелее и тяжелее опирается на него, и, подхватив ее на руки, понес к дому. Тяжкие испытания последних недель, ужасные события этой ночи и нежданная радость избавления подорвали силы Кэт. Том внес ее в дом, положил в столовой на кушетку, поближе к очагу, и, заботливо склонившись над ней, призвал на помощь все свои скромные познания в медицине, дабы облегчить ее состояние.