Торговый дом Гердлстон - [129]

Вскоре из хижины вышел Сэмпсон и за ним его сын; в обеих руках у них было по фонарю. Рыбаки замкнули дверь хижины на замок — как видно, со сборами было покончено. При свете фонарей можно было различить, что оба рыбака в предвидении непогоды надели желтые непромокаемые плащи и зюйдвестки.

— Как же вы выйдете в море в такой одежде? — спросил Сэмпсон. — Вы ж промокнете до нитки.

— Это уж наша забота, — отвечал Эзра. — Не будем терять времени.

— Что ж, прыгайте в лодку, сэр, а мы за вами.

Рыбаки оттолкнули лодку от берега и сели на весла. Гердлстоны остались на корме. Море еще не улеглось, оно гнало такие высокие волны, что, когда рыбачья лодчонка скатывалась с гребня вниз, в темную бездну, все исчезало из виду — и шлюп, к которому они держали путь, и оставшийся позади берег, кругом были только черные шипучие волны, готовые, казалось, сомкнуться над головой. Потом их лодчонку снова взмывало на гребень большого вала, а впереди снова разверзалась черная бездна, в которую она тут же устремлялась с неудержимой силой. Взлетая на гребень, они видели весь шлюп, покачивавшийся на волнах, а в следующую секунду только верхушка его мачты торчала над водой. До шлюпа было не больше сотни-другой ярдов, но продрогшим до костей беглецам казалось, что этому путешествию не будет конца.

— Приготовь отпорный крюк! — послышался наконец крик Сэмпсона.

Темный корпус шлюпа вздымался уже прямо над ними.

— Есть, отец!

Лодчонку подтянули к шлюпу, и Гердлстоны с помощью рыбаков кое-как вскарабкались на борт.

— Где у тебя фалинь, Джордж?

— Здесь, отец.

— Давай, закрепляй.

Джордж закрепил канат, пришвартовав лодку возле румпеля. После этого они с отцом принялись ставить парус и поворачивать шлюп.

— Сейчас увалимся под ветер! — крикнул Сэмпсон. — Давайте-ка, сэр, подсобите нам малость.

Эзра поймал конец брошенного ему каната и принялся тянуть. Он был рад заняться хоть чем-нибудь, лишь бы отвлечь мысли от ужасных событий этой ночи.

— Готово, сэр! — крикнул рыбак и, перегнувшись за борт, перехватил у Эзры канат, поднял якорь и с грохотом опустил его на палубу.

— Ну, Джордж, теперь бери три рифа и можно ставить грот.

Еще некоторое время рыбаки тянули какие-то снасти, заставляя своих пассажиров помогать им и обмениваясь непонятными для них морскими терминами, и наконец большой небеленый парус был поднят. Его тотчас надуло ветром, и шлюп накренился так, что его подветренный борт лег вровень с водой, а палуба стала торчком, и Гердлстоны, только ухватившись за снасти с наветренной стороны, смогли устоять на ногах. Волны бешено плясали, и пенились вокруг, и били в корму, но стойкий маленький шлюп, презирая бурю, храбро резал их носом, держа путь на восток.

— Насчет помещения у нас не богато, — смущенно сказал Сэмпсон. — А все ж кое-какая каютка есть, спускайтесь вниз.

— Спасибо, мы пока останемся на палубе, — сказал Эзра. — Когда примерно можно на этой посудине попасть в Даунс?

— Если и дальше будем идти таким ходом, то завтра после полудня.

— Годится.

Моряк с сыном поочередно становились к штурвалу, несли вахту, переставляли парус. Их пассажиры, уцепившись за поручни с наветренной стороны, не покидали палубы. Все молчали, каждый был занят своими мыслями. Шлюп миновал Клакстон, обогнул мыс, и внезапно взору предстало старое аббатство, все до единого окна которого были ярко освещены, и на этом сверкающем фоне двигались какие-то тени.

— Погляди, — прошептал старик Гердлстон.

— Да, полиция не заставила себя ждать, — отвечал сын.

Джон Гердлстон промолчал. Затем внезапно закрыл лицо руками, и впервые за всю его долгую жизнь хриплые рыдания вырвались у него из груди.

— Боже праведный! Что будет в понедельник на Фенчерч-стрит! — простонал он. — Столько трудов, дело всей жизни, и такой конец! О моя фирма, мое детище, создание моих рук! Это разбивает мне сердце!

И так всю долгую ненастную зимнюю ночь они сидели, скорчившись, на палубе рыбачьего шлюпа, державшего путь вдоль берегов Ла-Манша. О чем думали они, подставляя бледные, застывшие лица встречному ветру и мраку? Какие мрачные бездны открывались их мысленному взору, когда они заглядывали в свое безрадостное будущее? И не лучше ли им было разделить судьбу той, чьи безжизненные останки вынесли они за ограду аббатства, чем пасть жертвой безжалостных демонов раскаяния, бесплодных сожалений и страха, терзавших их души вечными воспоминаниями о тяжком, несмываемом грехе убийства?

ГЛАВА XLVII ИМЕНЕМ ЗАКОНА

Такой невыразимый ужас обуял Бурта при виде той, которая, как ему казалось, пала от его руки, что, рухнув к ногам своей жертвы, он лежал на рельсах, стеная от страха, и даже не пытался ни бежать, ни оказать сопротивление, когда майор вместе со своими спутниками схватил его, а русский нигилист проворно и ловко связал ему руки носовым платком, проявив при этом большую сноровку. Затем, не торопясь, извлек из недр своего сюртука длинный блестящий нож, приставил его сначала к кончику носа преступника, чтобы привлечь его внимание, и затем грозно помахал им в знак того, что всякая попытка к бегству будет небезопасна.

— А эта женщина, кто же она? — спросил фон Баумсер, приподняв голову убитой.