Тора для атеиста - [37]

Мы завещаем далеким внукам:

Будьте мужественней, чем были мы!

Да, не сравнить узников золотого тельца с защитниками Варшавского гетто. А теперь, если попробовать от единичных судеб перейти к обобщению, то следует сказать, что в конце 19-го — начале 20-го веков среди евреев появилось немало сторонников и поклонников золотого тельца. Обманутые фальшивыми посулами всеобщего счастья и неслыханной социалистической гармонии, новоявленные ревнители новых идолов включились в революционную смуту. Они действовали оружием и пером, поражая врагов революции и формируя ее нетленную культуру. Одним словом, эти политические выкресты приняли деятельное участие в колоссальном переделе мира и власти. И все это на основе безверия. Так воцарилось мировое чудовище, так воплотился золотой телец: средь лагерных помоек, бессудных расстрелов, людоедства, вероломства, предательства и одичания.

И только теперь, вооруженные этим жутким опытом, давайте обратимся к Торе.

И увидим страшный гнев Моше, когда узрел он отступников, которые изготовили золотого тельца. И от отчаяния разбил Моше священные скрижали, полученные от Бога. «И встал Моше в воротах стана и крикнул: Кто за Бога, ко мне!». И собрались вокруг него все левиты. И он обратился к ним: «Так сказал Бог, всесильный Бог Израиля: Пусть каждый из вас опояшется своим мечом, пройдите весь стан туда и обратно от ворот и до ворот — и пусть каждый убьет своего брата и своего друга, и своего близкого, если тот преступник!».. И сделали левиты, как повелел Моше, и пало в тот день из народа около трех тысяч человек.

Так наши предки вырубили ревнителей золотого тельца. А мы, дети нынешних времен, на основе собственного страшного опыта еще раз убедились в правоте Торы, ибо зло надо уничтожать в зародыше — пока наши дети и внуки целы.

Для религиозного еврея заветы Торы остаются Священными Скрижалями. Для еврея — атеиста Тора обретает высокий смысл строгого путеводителя.

Религиозный — верит.

Атеист — сопоставляет.

На том и сойдемся.

Но дело не только в этом. Я вспоминаю еще одного подобного персонажа. Это был пожилой человек, который в 1937 году, возглавляя агрономический отдел Краснодарского крайкома партии, вместе со всем этим крайкомом, горкомами и горисполкомами края и еще вместе «со всеми теми, кто понадобится впредь», тройкой НКВД заочно был приговорен к высшей мере наказания. Поскольку эта формула в те годы употреблялась очень часто, для ускорения и удобства речи ее обозначали аббревиатурой ВМН.

И оказались они все по списку ВМН в огромном смертном зале, где когда-то проходили конференции, а теперь стояли топчаны. Я спросил его:

— Как же вы проводили время в этом зале? Он сказал:

— Днем непрерывный хохот, травили анекдоты взахлеб, чтобы не думать. А вот ночью — он так сказал «ночью», что спина у меня похолодела — а ночью, часам к двенадцати, открывалась дверь, и мы каменели. Дежурный выкликал фамилии и люди вставали с топчанов и уходили навсегда. А мы расслаблялись и засыпали. А утром анекдоты и смех.

Он вздохнул и добавил: — «Азохен вей».

В этом зале мой собеседник прожил год. Он был мелкая сошка и руки до него не дошли, потому что зал непрерывно пополнялся новыми обитателями. А через год смена верховного караула — Ежова самого расстреляли, хоть мы и запомнили на всю жизнь заученные в школе стихи:

Храните страну от проклятых гадюк,

Как свято хранит ее сталинский друг,

Кого воспитали нам Ленин и Сталин,

Кто тверд и суров, словно отлит из стали,

Кто барсов отважней и зорче орлов —

Любимец народа — товарищ Ежов.

Итак, мы, пионеры, вместе со всей страной сделали вид, что уже позабыли эти стихи. А мой знакомый агроном из своего смертного зала был перевезен на крайний север. Здесь они забили колышки в землю, натянули веревочки, повесили флажки и таким образом на многие годы отгородили свой единственный путь в жизни — «Шаг вправо, шаг влево считаю побегом — стреляю без предупреждения, вологодский конвой не шутит».

Здесь наш агроном потерял зубы, дошел до крайней степени истощения, но все-таки выжил и вернулся домой по хрущевской амнистии.

Все это он рассказал мне ровно, невозмутимо. Но в самом конце рассказа его тусклые безжизненные глаза вдруг осветились потаенной радостью. Этот несчастный человек улыбнулся и сказал дрогнувшим голосом: «И все-таки мы построили для нашей партии город Норильск!».

Одним словом, хоть под конвоем, хоть без зубов, хоть и в смертной слабости от дистрофии, служите вы, как сказал Бялик:

С упоеньем, с жалкой любовью

В раболепно усердном поте,

Пожирающем ваше тело,

В муках, истекая кровью,

И в придачу душу даете.

Все это как-то сочетается с одним бессмертным сюжетом из истории средневековья. Тогда святейшая инквизиция сожгла на костре Яна Гуса, великого гуманиста и просветителя. Не вписался он в догму… Однако же, согласно канону, костер не был наказанием, тем более пыткой. Наоборот, очищенная огнем душа грешника прямо от пепелища устремлялась в небо, в райские кущи, на вечную благодать.

Вероятно поэтому — некая добрая старушка, искренне желая помочь этому грешнику, подбрасывала хворост на его костер. Ян Гус, еще живой, увидел это и произнес слова, которые вошли в историю, он сказал: — «Святая простота»…