— Очень просто. Лучшей фамилии для прозвища и не придумаешь.
...Федя жалел, что так быстро доехали до Ореховки, но долго жалеть об этом не пришлось, потому что в Ореховке началось такое, о чем Топорку никогда и не снилось.
Федя заметил на краю деревни много нарядно одетых людей. Топорок ожидал, что Селиванов посигналит людям, запрудившим дорогу, но председатель вдруг остановил машину, заглушил мотор и сказал отцу:
— Дорогой Илья Тимофеевич, это вас колхозники встречают.
— Меня? — Топорков-старший смутился. — Но зачем же? Ничего не понимаю.
— Теперь вы почетный гражданин нашего колхоза. Мы разыскали семнадцать человек, которые в сорок первом лечились в Ореховском подпольном госпитале, и все они теперь наши почетные граждане... Идемте, вас ждут.
Растерявшийся Илья Тимофеевич пошел покорно за Селивановым, а Храмовы, будто боясь, что он неожиданно убежит, взяли его под руки.
А про Топорка почему-то забыли.
Навстречу отцу вышел седой старик.
— Дед Казак, помнишь? — шепнул Илье Тимофеевичу Храмов.
Казак поклонился отцу поясным поклоном и напевно произнес:
— Добро пожаловать, гость ты наш дорогой, в родную деревню.
Он еще раз поклонился и надел отцу красную атласную ленту на шею. На ленте что-то было написано золотыми буквами, но Федя не мог разобрать, что именно.
Дед Казак обнял Илью Тимофеевича и трижды поцеловал его. Из пестрой толпы вышли две девушки и преподнесли Илье Тимофеевичу целый каравай хлеба и деревянную солонку с солью. И тут же духовой оркестр надсадно и браво заиграл «Встречный марш». И все, кто был на огромной поляне, захлопали в ладоши и стали пожимать отцу руку, обнимать его, целовать.
Топорок не видел, как Петр Петрович подозвал к себе рыжую девочку и, указав глазами на него, что-то зашептал ей на ухо. Девочка закивала в ответ и направилась к Топорку. Она остановилась подле него и как старому знакомому сказала:
— Здравствуй.
— Здравствуй, — рассеянно буркнул Федя.
— Меня зовут Ларисой.
— А меня — Федором.
Федя думал, что рыжая, поздоровавшись с ним, пойдет себе своей дорогой, но она остановилась рядом и стала откровенно разглядывать его.
Топорок тоже стал ее разглядывать. Его удивили глаза девочки, черные, как угольки. Это очень было красиво: волосы рыжие-рыжие, а глаза — черные. И вообще Лариса понравилась Феде. Но разве он мог даже самому себе признаться в этом? Топорок ведь презирал девчонок и считал их скучными, глупыми и слабыми. Топорка разбирало любопытство, ему очень хотелось узнать, зачем к нему подошла Лариса. «Еще рыжее, чем Ленька, — подумал Федя. — Только красивая, и глаза какие- то чудные».
Топорок прикинулся скучающе-равнодушным и помалкивал.
Ларисе Топорок тоже в первый момент понравился, а потом он показался ей задавалой. Угольные глаза ее гордо вспыхнули.
— Вид у тебя такой, точно ты лесовок кислых объелся.
— Каких еще лесовок?
— Яблок-дикарок.
— Тебя что, по голове футболом стукнули?
Такой вопрос всегда обижал девчонок, а Лариса не обиделась. Она неожиданно рассмеялась и сказала:
— Скучно тебе у нас? Верно? Вот мой отец и послал меня к тебе. — И доверчиво улыбнулась.
Эта улыбка сбила Топорка с толку. Он собирался отомстить рыжей за «лесовки», а она вдруг улыбнулась. И Федя, вздохнув, честно сознался:
— Скучно. — Потом поинтересовался: — А кто твой отец?
— Председатель колхоза.
— Петр Петрович? — обрадовался Топорок.
— Да.
— Отец у тебя хороший, — солидно сказал Топорок.
Лариса ответила ему светлой улыбкой.
— Ты тоже понравился папке.
— Спасибо, — буркнул он.
Лариса, передразнивая «светскую» манеру Топорка, с кротким притворством поклонилась и ответила:
— Пожалуйста.
Топорок не заметил притворства в Ларисином ответе и искренне сказал:
— Здорово твой отец машину водит.
— Ничего.
— А чья это «Волга»?
— Наша. Мы ее выиграли.
— Ну?
— Правда. Хочешь покататься?
— Хочу, — сознался Топорок.
— Подожди минуточку.
Лариса подбежала к отцу и тронула его за рукав. Петр Петрович обернулся, наклонился и, выслушав дочь, закивал в ответ.
Лариса вернулась к Топорку.
— Все в порядке. Идем.
— Куда?
— Кататься, — и девочка зашагала к «Волге».
— Ты сама? — удивился Топорок.
— Сама, — без тени хвастовства, очень просто и искренне ответила Лариса. — Садись рядом.
Топорок сидел, как завороженный. Это же надо! Девчонка, его ровесница, и так водит машину. Федя был и восхищен и подавлен. Столько всяких неожиданностей за один только день: и проводы на автовокзале, и знакомство с папиными стариками, и встреча отца в Ореховке, и, наконец, знакомство с рыжей девчонкой, которая водит автомобиль, словно заправский шофер...
— О чем задумался? — спросила Лариса.
— Что?
— Чудной ты какой-то.
— И вовсе не чудной. Просто неинтересно здесь у вас в Ореховке, — соврал Федя.
— Неинтересно в Ореховке? — удивилась Лариса. — Кто же это тебе такое сказал?
— Сам вижу.
— Пять минут побыл и уже разочаровался! А в городе у вас интереснее?
— Еще бы!
— Да в вашем городе со скуки прокиснуть можно. А у нас и лес, и речка, и Дворец культуры, и кинотеатр, и цветов много.
— А стадион у вас есть?
— Стадиона нету.
— Ну вот, а я без спорта жить не могу... Скажи, ты не знаешь, долго они там еще отца моего держать будут?
