Топор Ларны - [9]

– Ладно же, скажу иначе. Кто делает несъедобной рыбу, ведь семь из десяти пойманных на юге в сухой сезон – отрава? Только эти вот, трупоеды, – капитан махнул рукой на туши, разделываемые моряками при помощи коротких рабочих ножей, – жируют и здоровы. Кто водоросли метит рыжиной, убивающей все живое вокруг? Кто рвет штормами отмели, мешая там жить, кто отгоняет рыбные косяки? Я долго составлял счет к вырам, есть за что. Но постепенно осознал: страшнее и важнее в этой игре третий. Ему живется веселее всех… И я хочу сгноить его. Уж с помощью выров или под их прикрытием, мне безразлично.

– Так и в порту шепчутся, – вздохнул Малек, задумчиво и очень похоже на капитана хмуря брови. – Про мировое зло. Мол, есть у него корень. Говорят, раньше это звалось колдовством. Сказки про чудеса были, а только и их никто уже не упомнит. Ох и голова у тебя, капитан! – Мальчишка азартно сверкнул глазами. – Злодея высмотрел. Всему миру помеху. Убрать бы его, слизь вонючую, да зажить по-людски. Чтоб еды до сыта и без рабства.

– Еда – тоже не суть дела, – снова вздохнул капитан. – Но вот рабство… Злости стало много в нас, кто-то её азартно выгоняет наружу, как ядовитый пот. Я сам прожил десять лет в таком поту. Я умею убивать выров, Малек. Собственно, вряд ли кто обучен этому лучше. Мне нравилось их убивать, да и теперь такое дело мне не противно. Но если глянуть со стороны, кто я есть? Часть игры третьей силы, которая забавляется моей ловкостью, нутром моим отравленным. – Сероглазый сухо рассмеялся. – Я не просто убивал выров, Малек. Я убивал так, что нашедшие их останки приходили в ужас. Сперва брал целенькими, травил. Потом рубил лапы и подрезал хвост. Мне нравилась полная беспомощность добычи. Я находил занятным разговаривать с ними, рассказывать о предстоящем.

– Тебя не зря держали в колодках, – предположил Малек, сосредоточенно глядя на пасть выра и капая таггу особенно усердно.

– Не зря… – капитан задумчиво оглянулся на выра. Нагнулся, изучил вбитую в панцирь тонкую трубку, покрытую теперь серой пеной по всей верхней кромке. – Я скажу тебе то, что никому не говорил. Меня учили сами выры, а точнее, служители главного бассейна. Они же платили за уничтожение родичей, указывали способ казни и число полных дней от захвата жертвы до гибели. Мы все сошли с ума, Малек. Я понял это окончательно совсем недавно, пока сидел в подвалах, как заказанный выродёру выр. Обо мне было указание, как долго мне умирать и все прочее… Со мною тоже разговаривали, лелея глупую гордость слабаков. Иногда полезно попробовать боль на своей шкуре, чтобы утратить вкус к её причинению. Сверх того, у меня было время, я думал и сопоставлял.

– Разве не станет хорошо, если выры умрут все, окончательно? – осторожно уточнил Малек.

– Нет, наверное. Почему бы от чьей-то смерти должно вдруг стать хорошо? Ничего для людей не изменится… Выры убивают себе подобных моими руками и руками подобных мне. Люди тоже охотно давят слабых и доносят на сильных. Мы гнием равномерно, все вместе. Как это прекратить? Найти того, кто затеял гадость. Кому-то ведь выгодно происходящее. Только вот – кому?

Капитан рассеянно огляделся, словно тайный враг мог обнаружиться совсем рядом и даже пояснить свое коварство. Хмурость не покинула заросшее до глаз лицо. Малек с некоторой опаской осознал: этот человек и правда страшен. Страшнее выра. А еще мальчик подумал: собственно, много ли в его маленькой жизни приключилось зла непосредственно по вине клешнятых? Поселок сгорел из-за пьяной выходки дядьки, на рынке поймали за воровством рыбы – люди, суд судили они же, и на корабль продали без приказа всяких там многолапых, да и кнут всегда держала рука человека…

– Что же теперь, выры хорошие? – возмутился Малек. – Ну, уж нет!

– Один выр неплох, – прищурился капитан. Стукнул сгибом пальца по панцирю. – Этот. Ему не нравилось причинять боль и видеть бессилие. Я знаю, научился наблюдать настроение и душевное состояние выров. Кажется, я нашел слабину в неуловимости и невидимости третьей силы. Этот выр не содержит зла. Не считает людей мягкотелыми вонючками. Он смотрит на мир взглядом здорового существа, свободного от лжи… Может быть, как и ты.

– И что с нас толку? – нахмурился Малек, пытаясь смириться с тем, что нашлось качество, объединяющее его самого и гнильца-выра.

– Не знаю. Буду учиться у вас, – хмыкнул капитан. – Дождусь, пока выр очнется, и спрошу, что он знает о мире и что думает про третью силу. Травили его грамотно, по своему опыту скажу: начали еще на берегу. Вряд ли возникли сложности… Он боец, в подобных делах ничего не понимает. Как ему и было велено, отдал на хранение свой ларец с лечебными порошками, флягу тоже отцепил. Даже бутыль с таггой не взял на палубу, не по форме это – пить в дозоре. – Капитан усмехнулся. – Что его и спасло. После двух-трех мерок таннской соли, растворенной в пресной воде, подаваемой обычно после завтрака для утоления жажды, выры сохнут с удесятеренной скоростью. Происходящего не понимают, списывают на солнце и ветер, на непривычность обстановки и усталость. Для преодоления напасти пьют белую таггу. Без добавки противоядия она еще сильнее ускоряет сушку панциря, отяжеляет движения. Так-то вот…