Тополя нашей юности - [8]

— Зимой на рынке за связку грибов двадцать рублей дают, — проговорила хозяйка и взглядом окинула скамейку, на которой Певник разложил грибы. — Вы, Юрий, на целую сотню сегодня собрали. Это хороший заработок. Белые грибы можно и в сельпо сдавать.

— Замолчи ты, бухгалтерия! — не выдержал Певник, и лицо у него побледнело.

Таким Певника Юра видел впервые. Радость от удачи, от встречи с Ниной погасла, и он тихо пошел к колодцу умываться.

Работа на станции шла своим чередом. Юра работал, должно быть, хорошо — ни Певник, ни Демидюк не делали ему замечаний. Он быстро освоил многочисленные формы отчетности — об уровне болотных вод, о микросоставе почвы, об изменениях рельефа. Но ему больше нравилось работать с аппаратами, чем писать сводки. Аппараты улавливали, фиксировали никому не видимые изменения. В тоненьких изгибах линий, оставляемых на разграфленной бумаге самопишущими приборами, он быстро угадывал колебания атмосферного давления, скачки температуры, насыщенность воздуха влагой. Барограф и термограф казались ему разумными живыми существами.

Все эти дни Юра думал о Нине. Он вспоминал встречу с ней в лесу, и живой образ девушки вставал у него перед глазами. Юноша упрекал себя, что не сумел сказать ей ни одного умного слова. Она, должно быть, плохо о нем думает.

Юноша попросил Певника, чтобы тот разрешил ему отдежурить две смены подряд, и на следующий день утром ушел в бор. Он надеялся встретить там Нину — по его расчетам, она не должна еще уехать. Волнуясь, словно перед экзаменом, он шел просекой к знакомому местечку. Ему почему-то казалось, что Нина обязательно должна быть там. Еще издали он заметил женскую фигуру, мелькавшую среди знакомых березок. Он решительным шагом направился в ту сторону и на ходу придумывал слова, которые скажет девушке. Не дойдя несколько шагов до березняка, Юра остановился. По вереску, согнувшись, медленно ходила старуха. Юноша повернулся и почти бегом пустился по лесу.

На следующий день, отдежурив свою смену, Юра пошел на станцию в Бабиновичи. Он прогуливался по дощатым подмосткам, заменявшим перрон, дождался вечернего поезда, а Нины все не было. Он собрался уже идти на Вить, как вдруг, словно из-под земли, перед ним выросла Люська, та самая, что сидела вместе с Ниной в день его приезда.

— Певников племянник, добрый день! — проговорила она и захихикала. — Ну, как вы там, много грибов насушили?

Краска бросилась в лицо Юре. Ему захотелось сказать не в меру болтливой девушке что-нибудь колкое, обидное. Мелькнула недобрая мысль о Нине, которая не нашла ничего лучшего, как рассказать о своих делах этой болтунье.

— Грибы нужно уметь собирать, — с ударением сказал Юра, — это не семечки щелкать.

— Да, вы собирать умеете, Нина целую корзинку принесла!

— А где она теперь? — стараясь говорить спокойно, спросил Юра.

— Уехала вчера, — беззаботно ответила Люся. — Раньше уехала, чтобы не опоздать.

2

На Вити наступила осень. Дни стояли тихие, погожие, но постепенное замирание жизни чувствовалось во всем. В воздухе летала серебристая паутина, молчаливо, задумчиво стояли ольхи, а пышные кроны кленов напоминали громадные костры. Неторопливо струилась Вить, а над ней в высоком синем небе печально кричали журавли.

На Певника вдруг нахлынули дела по хозяйству, и он все чаще просил Юру подежурить за него. Говорил он об этом таким голосом, словно просил прощения, и парню всегда делалось неприятно. Ольга Аполлоновна возилась с припасами на зиму. Она устанавливала и переставляла в кладовке батареи банок с маринованными грибами, вареньем, подвешивала мешочки с сушеными ягодами, связки грибов, пучки каких-то трав, просушивала копченые окороки и колбасы.

«Артель она собирается кормить, что ли?» — не раз думал Юра, и в его душе росло недовольство порядком жизни, установившимся в доме Певника. Он вспоминал свой интернат и свою комнату, где семь парней жили на чае и рублевых булках куда веселей, чем здесь на окороках, колбасах и вареньях. От этих воспоминаний становилось грустно, и он спешил заняться работой.

Вскоре Юру вызвали в райком комсомола. Секретарь назвал его «королем погоды» и поставил на учет в бабиновичскую школьную организацию.

Низенькая девушка, секретарь комсомольской организации, долго не могла придумать для Юры поручения.

— Может, доклад прочитаете? — несмело предложила она. — Ну, о громе, молнии — на антирелигиозную тему.

— Пусть хоть на собрания приходит, — услышал Юра за своей спиной. Обернувшись, он увидел Люсю, видимо имевшую какое-то отношение к комитету комсомола. — А то он не вылазит из своего хутора, — говорила Люся, и глаза ее искрились смехом.

Наконец наступила настоящая осень. Небо, словно решето, без конца сеяло мелкий, нудный дождь и холодную изморось. Сиротливо стояли голые ольхи и березы, а далекий бор шумел глухо и тоскливо.

Жизнь на Вити шла скучно и однообразно.

Зимой стало немного веселей. Вить притаилась среди кустарника, сделалась узенькой, незаметной. Зато лес стоял суровый, торжественный в своем зимнем сказочном уборе. Ночью он шумел глухо и настороженно. А над Витью всходила такая светлая и круглая луна, какую Юра еще никогда не видел. Вся долина реки в такие часы сияла необыкновенной красотой.