Топография счастья - [9]

.) На тротуаре рядом с домом дети продают домашний лимонад и раскрашенные булыжники из своих садов. Они ходят (а часто развозятся мамами на машинах) по соседям, которым продают домашнее печенье для сбора средств на благотворительность. Не говоря уже о широко известном способе зарабатывания денег детьми в качестве разносчиков газет. Владимир Познер вспоминал на радио «Эхо Москвы», как владелец газетного киоска сказал ему, что платить ему не станет, но предложил по выходным и праздникам стучаться в дома соседей и представляться «я — ваш мальчик-разносчик» в надежде получить чаевые[35]. Эти практики участвуют в формировании особого социального пространства. Сложно себе представить российских детей, продающих что-либо соседям по подъезду. Топография американской мечты — это отдельно стоящий дом, машина, достаток и особая автономность соседей. И, как показывает Золотухина, соседи часто покупают лимонад и печенье — потому что отдают дань стремлению детей заработать собственным трудом.

Деньги — противоречивый маркер счастья. Исторически протестантизм поощряет скромность, откладывание потребления и потребительства во времени, а также, согласно Максу Веберу, инвестиции, а не расточительные траты. Один из главных принципов обращения с деньгами применительно к детям из семей среднего класса, пишет Золотухина, — балансирование между комфортностью и весьма ранней ответственностью, чтобы в будущем этой комфортностью обладать. Именно воспитание в детях рассудительного отношения к деньгам видится основой их будущего преуспевания и счастья. И здесь важны не только траты и заработки, но и моделирование будущей жизни. Один из респондентов Золотухиной отметил: о том, «как устроен мир», он узнавал по игре «Монополия». Идея этой игры сводится к принципу перемещения и накопления — соединяя понятия жизненного пути, пространства и достатка как постоянного выигрыша[36].

Так же как и сама игра «Монополия», образы «нормальности», которые ассоциируются с американским пригородом, и американские понятия достатка и успеха легко путешествуют по миру, становясь предметами потребления и имитации. В главе Дарьи Терёшиной идет речь об «американской мечте» российских сотрудников международной компании сетевого маркетинга «Амвэй». «Американской» делают эту мечту не столько Америка как страна возможностей и как место успеха, сколько американизированные формулы успешности. «Амвэй» (сокращенное название от American Way — Американский Путь) — это не «путь в Америку», а «идти по-американски», «идти как американец».

В этом марше «по-американски» — топография счастья: не только в самом марше как воплощении игры «Монополия», но и в пространственной структуре торжественных залов, где происходят «праздники успеха». Различие между галеркой, партером и сценой отражает здесь разные степени успешности сотрудников компании, которая определяется через финансовую успешность их деятельности. Наиболее успешные в первых рядах. Но потенциально в первых рядах все; вернее, каждому свой срок. Пространство зала заседаний, с его ярко выраженной иерархией, — ¹- это не застывшая схема неравенства, где каждый сверчок знает свой шесток, а описание времени — прогресса к успеху, потенциально открытого каждому. Праздник успеха — это всемирная карта счастья Уайта в миниатюре, пространственная репрезентация времени, во временной бесконечности которой все равны. Поэтому пространство зала праздников успеха переполнено «любовью к ближнему», а не завистью или ненавистью к успеху другого. Идеология этих праздников успеха отличается от идеологии социального пространства финансовой пирамиды, где успех — это быть впереди за счет тех, кто находится сзади, и от пространства советской очереди, где каждый ненавидит впереди стоящего и равнодушен к тем, кто стоит позади.

Романс о советскости

Ни радости любви, ни власти мощь, ни честь

Не могут смертного в храм счастия привесть.

Богатство, может быть, раскроет храм прекрасный?

Нет, — Мудрость говорит, — надеешься напрасно

И на богатство ты! Бесплодный тот металл

Ни благ, ни горестей от века не рождал.

Гельвеций. «Счастье».

Юлия Лернер также занимается российским контекстом и описывает имитацию западных идиом массовой культуры и представлений о счастье. Но прежде всего она пишет о том, как эти заимствования перерабатываются в новом контексте. В ее главе речь идет о телевизионных программах об обретении счастья, которые как жанр были созданы на американском ТВ. Как правило, формулы счастья в этих программах следуют образцу шоу Опры Уимфри, шедшему с 1986 по 2011 год. Эта так называемая «терапевтическая» модель телевизионного обсуждения; она построена на доверительном разговоре ведущей с участником, чаще — участницей, которую приводят в программу некие жизненные затруднения. В результате разговора участница «находит себя», у нее наступает «просветление», и, таким образом, открываются ворота счастья. Топография счастья здесь — микротопография превозможения себя, работы над собой.

Как отмечает Лернер, в американском контексте и ведущая, и аудитория — не судьи, а терапевты-психиатры, помогающие участнику вылечиться как пациенту. Она говорит о возникновении на Западе «терапевтической самости» как новой формы создания «себя». Добавлю к этому очень интересному анализу, что здесь есть как новизна, так и очевидные культурные корни. Несмотря на присутствие ведущей и аудитории, чрезвычайно важными мне представляются символические и риторические истоки поиска себя в протестантской этике, где человек в активном диалоге остается