Тоомас Нипернаади - [52]

- Так и отдашь? - спросил парень.

- Так и отдам, - серьезно ответила Кадри Парви.

- За что?

- Как другие получали, так и ты получишь.

Парень почесал в затылке, мрачно уставился в пол и сказал:

- Так мне корчму не надо, я не побирушка. Я заплачу, но не сразу. Каждый год будешь получать определенную сумму, и вот тебе задаток, если согласна.

Кадри Парви взяла деньги и пошла на мельницу. Деньги она завязала в платок и чувствовала, будто несет что-то тяжелое и постыдное, что-то такое обременительное, что ноги стали заплетаться. Шла, отдыхала, шла, отдыхала, хотя от корчмы до мельницы не было и километра.

- Какой смешной парень, - думала Кадри, - денег мне дал, за что?

Она чувствовала себя как будто уязвленной, что-то болело, щемило под сердцем. И тем не менее смеющееся лицо парня и странно-синие газа неотступно стояли перед ее взором.

Придя на мельницу, она бросила деньги на дно сундука и принялась за работу.

Ей было уж под пятьдесят, она родила одиннадцать сыновей и двух дочерей, но здорова была как медведь. Брала у помольщика мешок с зерном, взваливала его на спину и носила в дверь, как мужик. С утра до вечера трудилась на мельнице, мельница ходила ходуном не переставая, Кадри Парви не знала ни усталости, ни старости. Природа расщедрилась, рожая ее, не пожалела ей ни силы, ни здоровья. И в пятьдесят, среди тяжких трудов и суеты, родила Кадри Парви двенадцатого сына, маленького Тоомаса, здоровенького и крепенького мальчугана. Первый раз что-то шевельнулось в ее душе. Кадри долго не сводила с мальчишки влюбленного взгляда. У него были те самые синие глаза, каштановые кудри, и улыбка у него была такая особенная, такая нежная, очаровательная, будто рядом с ней лежал не маленький карапуз в белых пеленках, а сам Мартин Вайгла. Нет, этого мальчика она не отошлет, оставит его себе любимым сыночком и будет заботиться о своем любимом сыночке до конца жизни. «Ах, малыш Тоомас, - шептала Кадри Парви, держа мальчонку у груди, - ах, малыш Тоомас!»

Во время войн и беспорядков мельница уплыла от Кадри в чужие руки. Но она не стала расстраиваться, велела отнести свою шаткую кровать в господский дом, взяла за руку Тоомаса и зашагала туда, где родилась. У нее оставались еще прежний дом и большой фруктовый сад, их она хотела сохранить и завещать Тоомасу. Старые яблони давали много яблок, ветки гнулись до земли. Тут были кусты крыжовника, смородины, малины, в дальних углах сада было полно старых вишен и груш — этого урожая Кадри хватало на жизнь. Она даже радовалась, что раздала свои земли, в других усадьбах теперь шли разделы со скандалами да тяжбами, и откуда только ни сбегались чужие люди, учуяв проживу. А наследники Терикесте, принадлежащего Кадри Парве, все были свои люди, и она чувствовала себя прямо-таи матерью своего селения, древом жизни.

Несколько раз в год, чаще всего по большим праздникам, Кадри созывала всю деревню. Люди собирались в большой комнате господского дома, приглашали кистера прочесть проповедь, а сама Кадри Парви восседала за столом на почетном месте рядом с кистером и оглядывала великое собрание. Кто же среди них ее сын, ее дочь, ее мимолетный муж? Всматривалась, изучала, узнавала, переводя взгляд больших глаз с лица на лицо.

Этот старичок вон там, за спинами, кажется, Юри Аапсипеа, думала Кадри. Постарел, ссохся, как дерево, ветки и верхушку которого обметал седой мох, - от лица остались только острые скулы да бороденка. Рядом с ним жена Лийз, мясистая, толстая, поет голосом визгливым, резким. Трое сыновей сидят с ней рядом, а который из них ее, Кадри сын? Приглядывалась и так, и эдак, качала головой — ну как выделить одну из трех песчинок, все друг на друга похожи. Может, вон тот бородач постарше, отчего он глядит так угрюмо, не взглянет в ее сторону? Может, помнит еще тот день на горке, когда с плачем пришлось отправляться к своему отцу, в одной руке узел, в другой — записочка с десятью рублями серебром?

А там, в углу — Мартин Меос, справный хозяин, этот еще ни разу не приводил на проповедь ни жену, ни детей, может, стесняется показать им Кадри? Зато сам является по первому зову и любит послушать священное писание, подпеть остальным. По-прежнему сильный и толстый, и щеки розовеют, как в молодости. Но о своих детях с Кадри говорить не хочет.

А там старый Тынис Тикута, как всегда тщедушный, сморщенный, вечно хныкающий. Ни себе ни Кадри в жизни не простит, что получил всего-навсего маленький хуторок с песчаной землей, другим-то отрезали прямо от усадебных угодий. Его земли на песчаных холмах, дожди смывают в озеро все его зерно до последнего, всю картошку, потому его поля всегда голые и сыпучие. И надо же было ему, проклятому, именно это место попросить! Клянет себя изо дня в день, рычит от зависти, проклинает свою судьбу и ненавидит Яана, сына Кадри. Когда Кадри Парви была еще богата, Тынис обрядил мальчишку в лохмотья и погнал к Кадри побираться. В тот раз с целым возом вернулся, хоть какой-то толк от него, паразита, был — а теперь парень вытянулся, уже настоящий мужик, а Кадри обеднела, и пользы от нее ни на грош. Конечно, Тынис Тикута является на проповедь, но петь не поет. Станет он из-за хуторочка паршивого рот разевать! Пусть поют те, кому больше досталось, у кого земли богатые, плодородные, пусть они благодарят Бога и Кадри, а у него, Тыниса Тикута, нет ни малейшей причины утруждать свой драгоценный рот. Да, он посидит тихо и смирно, но рта не раскроет, он у него будто запаян. Эх ты, гниль болотная, обормот несчастный, надо было тебе попросить именно этот песчаный пригорок! Мог хоть все имение получить, а он, балбес, переминался с ноги на ногу возле двери на другое утро, перед тем как в город поехать, - выпрашивал песчаный пригорок!