Тонущие - [4]
— Я знаю одного человека, который такие носит.
— Кого?
— Вы вряд ли с ним знакомы, разве что выглядите моложе своих лет.
Она, похоже, не расположена продолжать, и тогда я спрашиваю ее прямо:
— Кто же это? Никогда не знаешь…
— Его зовут Чарльз Стэнхоуп, — отвечает она.
Имя, которое она произносит, мне неизвестно. Я сообщаю ей об этом, она поднимает глаза:
— Простите, что помешала вашей пробежке. Но я так долго сидела на этой скамейке, думаю, я осталась бы тут навечно, если бы кто-нибудь не отвлек меня и не нарушил чары.
— Какие чары?
— Магию бессонных часов. — Она смотрит на меня, моргая.
Я наблюдаю, как она рассеянно роется в сумочке в поисках портсигара, закуривает и серебристо-серый дымок поднимается к бледно-серому небу.
В парке уже стало заметно теплее. Понемногу появляются люди — проходя мимо, они невольно смотрят на нас, на странную парочку, сидящую под деревьями. Я ощущаю слабый аромат сладких духов и мыла, а также стойкий запах сигарет, окружающий ее, слышу, как она щелкает зажигалкой, прикуривая, вижу, как она держит сигарету, замечаю, что ногти сильно обгрызены.
— Вы здесь всю ночь просидели?
Она кивает, бледные губы растягиваются в подобие улыбки.
— О да! Мы с этой скамейкой — старые друзья. Она слышала множество моих секретов, хотя далеко не все старалась запомнить.
— И советом помогала?
— В этом вопросе у скамеек преимущество перед людьми: не дают советов. Они просто слушают, напоминая нам своей неподвижностью, что на самом-то деле в этой жизни ничто не способно пошатнуть основы мироздания. — Элла заглядывает мне в глаза. — Вы, наверное, считаете меня чересчур сентиментальной?
— Вовсе нет.
Мне очень хочется спросить ее еще о чем-то, но меня удерживает… что? Воспитание: на протяжении двадцати двух лет мне говорили, что совать нос в чужие дела — невежливо. А еще я боюсь, что страдает она от любви к кому-то другому, кого я уже инстинктивно ненавижу.
— Вы очень вежливый человек, — произносит она наконец, но таким тоном, который сводит весь комплимент на нет. — Ваша тактичность в отношении моей личной жизни заслуживает восхищения. На вашем месте я бы сгорала от любопытства, мне бы не терпелось узнать, что заставило вполне взрослую женщину всю ночь просидеть в уединенном парке, а с наступлением утра постепенно разговориться.
— А вы бы сказали мне, если б я спросил? — спрашиваю я тихо.
— Пять минут назад, может, и рассказала бы. — Она защелкивает сумочку. — Но теперь вы меня слишком взбодрили и развеселили, и я уже не склонна к откровенности. И конечно же, эта старая скамейка по-прежнему стоит все на том же месте, что и вчера, показывая нам всем отличный пример. — Девушка улыбается и поглаживает старое дерево сиденья. — Мне уже лучше, и я испытываю меньше охоты докучать вам своими проблемами.
— Они бы мне нисколько не докучали.
— Рада слышать, что в вас есть некоторое количество здорового человеческого любопытства.
Мы оба смеемся.
— Могу я хотя бы узнать ваше имя? — Я набираюсь смелости, видя, что она вот-вот уйдет.
— Можете. Имя — наименее личный элемент в человеке. — Она встает и нагибается, чтобы затушить сигарету об землю.
Я замечаю, что на ней нет обуви; она подбирает пару шелковых черных туфель, собиравших росу под скамейкой. Пауза.
— Ну и как же вас зовут?
— Элла Харкорт, — говорит она, вставая, и подает мне руку.
Я пожимаю ее.
— А вас?
— Джеймс Фаррел.
— Ну что ж, мистер Фаррел…
Между нами возникает некоторая неловкость, рожденная из намечавшейся, но упущенной близости.
— Приятно было поговорить, — произносит она, кивая. — Желаю удачно закончить пробежку.
Девушка поворачивается и уходит прочь, босая, унося туфли в одной руке. Я замечаю красные пятна у нее на пятках — там, где лодочки натерли ей ноги. Она ступает осторожно, но решительно и быстро. И не оглядывается. Я чувствую: она знает, что я слежу за ней взглядом. Она не сразу скрывается из виду: дорожка в парке прямая и почти пустая.
Я смотрю вслед ее постепенно уменьшающейся фигуре и снова начинаю слышать биение своего сердца и те едва уловимые звуки, на которые мы обычно не обращаем внимания: чирканье беличьих зубов по коре, возмущенные крики сороки.
2
В двадцать два года человек пребывает во власти иллюзии, будто он все знает; в свои восемьдесят два я, увы, понимаю, что очень мало в чем могу быть уверен.
Моя память, долго простаивавшая без дела, несовершенна — я честно признаю это. И все же некоторые образы запечатлеваются в душе человека навсегда. Один из таких образов — Элла, сидящая в парке в то первое утро; он возник перед моим внутренним взором столь полный и точный, словно я видел ее вчера. А с собой он притащил целый сонм других: пейзажи, звуки и запахи, какими сопровождалась наша вторая встреча, людей, с ужасной силой давивших на нас со всех сторон, звон их искусственного смеха, сладковатый привкус бренди и шампанского.
Поднимаясь над всем этим, я слышу переливы голоса Камиллы, пронзительное, стремительное звучание ее речи, фантастически долгие гласные:
— Дорого-о-ой!
Потому что теперь из прошлого воскресает другая сцена: Камилла Бодмен празднует день рождения, ей исполняется двадцать один год. Я вижу перед собой Камиллу: рыжевато-каштановые волосы обрамляют лицо, она склонилась над столом с подарками и улыбается — всем и никому в особенности, — поглаживая шелковую ленту на большом полосатом свертке. «Скромный обед» для «небольшого количества самых близких друзей» окончен, меня на этот обед не приглашали, и вот я иду среди толпы пришедших на прием, чтобы присоединиться к всеобщей толчее в гостиной Бодменов — комнате с высокими потолками, в доме на Кэдоген-сквер. С темных портретов, висящих на стенах, смотрят джентльмены в париках.
Я всегда мечтал совершить великое открытие, которое перевернёт весь мир. Но я даже не представлял, что мне предстоит обнаружить…
Что такое дружба? Готовы ли вы ценой дружбы переступить через себя и свои принципы и быть готовым поставить всё на кон? Об этом вам расскажет эта небольшая книга. В центре событий мальчик, который знакомится с группой неизвестных ребят. Вместе с ним они решают бороться за справедливость, отомстить за своё детство и стать «спасателями» в небольшом городке. Спустя некоторое время главный герой знакомится с ничем не примечательным юношей по имени Лиано, и именно он будет помогать ему выпутаться. Из чего? Ответ вы найдёте, начав читать эту небольшую книжку.
В жизни каждого рано или поздно происходит это замечательное событие, запомнившееся на всю жизнь. Первое свидание! Все помнят бурю эмоций в предвкушении встречи, прогулки, разговоров ни о чем и обо всем. Много позитива. А может и негатива. Все подростки любят негатив в разной степени. Кто-то больше, кто-то меньше. Ксюше шестнадцать. Она не знает, чего ожидать от первой встречи с парнем. Этот рассказ – попытка передать все эмоции молодой девушки, готовящейся к нему: волнение, предвкушение, желание. Ожидание, боязнь первого поцелуя, множество сомнений и…комплексов.
Во все времена были первопроходцы, исследователи, новаторы. Человечество, как любопытный ребенок, исследовал окружающий мир, континенты и океаны, все, до чего мог дотянуться. В двадцатом веке пришло время пионеров космоса. Первый спутник Земли в 1957-м, первый человек в 1961-м, настал 1969-й, пришло время Луны.
В будущем люди достигли огромного прогресса, стали способны совершать межзвёздные путешествия, колонизировать планеты… но они по-прежнему не всемогущие. Действуя в первую очередь в интересах науки, Хрон, один из «12-ти» соратников мирового правительства, некогда спасших человечество, не смог преодолеть личной трагедии, душевных терзаний. Больше тысячи лет, он не оставлял попытки вернуть погибшего человека. Отыскав в «Вечной мерзлоте» заледенелое тело девушки, её спешно отправляют на космический корабль «Гагарин».
Космос, не просто слово, безграничное необьятное пространство. Место, где полет фантазии длится бесконечно.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».