Тонущие - [16]

Шрифт
Интервал

Я видел, что все это раздражает Сару почти так же сильно, как меня — очаровательная болтовня ее двоюродной сестры. И хотя она молчала, я чувствовал, что она испытывает явную враждебность к иностранцам, особенно тем, которые стремятся узурпировать чужое пространство. Эта черта характера свойственна некоторым англичанам. Сара сидела рядом со мной, едва прикасаясь к стоявшим перед нею кушаньям, великолепная, величественная. Я заметил, что с нею никто не заговаривает, но все ощущают ее присутствие, и снова подумал: в общении с этой женщиной надо проявлять почтительность и никакого панибратства, она стоит особняком — в силу обстоятельств и по собственному выбору.

Даже Камилла, чью железную самоуверенность никто и ничто не могло поколебать, казалось, не испытывала склонности втягивать Сару в беседу, чувствуя, что завоевать ее расположение не так-то просто. А я, глядя на Сарины плотно сжатые губы и поражаясь, как мог я тогда увидеть в ней точное сходство с Эллой, жалел ее, хотя никогда бы не посмел в этом признаться.

Лишь один раз девушка с виллой в Биаррице попыталась было заговорить с Сарой, но она выбрала неудачную тему для беседы.

— Знаете, — проговорила она сквозь розы, — я понятия не имела, что у Эллы есть сестра. Вы с ней очень близки?

Последовала краткая пауза, вернее, намек на паузу, но в ней содержалось столько льда, что вся болтовня вокруг смолкла, а потом Сара улыбнулась и сказала, что они с Эллой — всего лишь кузины.

— Но вас можно счесть близнецами, — произнесла девушка, по-прежнему улыбаясь, и эта фраза стала ее роковой ошибкой.

— Нет, нельзя, — резко возразила Сара, громко, чтобы Элла могла услышать, и по тому, с каким наигранным весельем та продолжала говорить, я заподозрил, что она уловила эту полную презрения реплику и сознательно оставила ее без внимания.

— Нет, можно. — Девушка продолжала отстаивать свою злополучную идею. — Вы похожи друг на друга как две капли воды.

— Но мы по-разному ведем себя, — последовал убийственно-вежливый ответ.

Сара откинулась на спинку стула, бледная и спокойная, и улыбнулась своей кузине. Камилле пришлось перекрывать повисшее вслед за этим молчание: она переключила наше внимание на красоты Цветочной выставки в Челси.

После ленча мы вернулись в гостиную, в океан неудобных диванов из резного дерева, с мрачной обивкой. Почти сразу же гости начали расходиться, и Сара стала прощаться одной из первых. Вместо того чтобы поцеловать Памелу, она лишь пожала ей руку. Александра она поцеловала, Эллу тоже, хотя легкое касание щек, заменявшее поцелуй, не предполагало большой любви. Стэнхоуп поднялся и потянулся было поцеловать Сару, но она быстро подала ему тонкую белую руку.

Когда она ушла, Камилла устроилась рядом со мной на диване и сказала так тихо, чтоб ее услышали лишь один или два человека, согласные с ее мнением:

— Ну я же говорила, что она странная. Видишь, я была права. — Некоторое время она с серьезным видом размышляла. — Кажется, она очень высокомерна, — заявила она наконец тоном, пресекающим дальнейшее обсуждение. — И, честно говоря, не вижу, какие у нее к тому причины. А ты?

Однако вопрос ее был риторическим; Камилла не ждала от меня ответа, его и не последовало, и тогда она переключилась с этой темы на что-то другое. Я слушал ее рассеянно: внимание мое по-прежнему занимал вопрос, как умыкнуть Эллу хотя бы на минутку. Мне казалось, что минутки вполне хватит. Гостей постепенно становилось все меньше и меньше. Я чувствовал, что и мои шансы уменьшаются. Элла не проявляла склонности завязать со мной беседу, а мне не хотелось идти через всю комнату и сидеть там, рядом с ней и Чарльзом Стэнхоупом. Я жаждал поговорить с ней наедине — или не говорить вовсе.

И снова меня спасла Камилла, предложив посмотреть подарки.

— Элла, дорогая, — позвала она с дивана, — ты разве не умираешь от желания поглядеть, что тебе сегодня преподнесли?

— Ну конечно умирает, — улыбнулась Памела.

Я почувствовал, что это мой шанс, и, когда Элла начала было протестовать, присоединился к общему хору, весьма своевременно поддакнув:

— И мы тоже.

— Так почему бы нам не открыть их прямо сейчас, душа моя? — подал голос Стэнхоуп.

На лице Эллы читались сомнения.

— Полагаю, можно открыть, — согласилась она.

— Тогда давай, — решительно высказалась Памела, встала и предложила нескольким гостям, еще не успевшим разъехаться: — Вы не откажетесь подняться наверх? Подарки находятся в Голубой комнате.

И со смехом, взяв будущего зятя под руку, она направилась к лестнице. Александр в сопровождении Камиллы последовал за нею, в кильватере тащилась хозяйка виллы в Биаррице. Какой-то толстяк-родственник, единственный из гостей продолжавший сидеть в гостиной, уснул в кресле.

Мы с Эллой остались наедине.

— Итак, — произнес я торопливо, тоном, в котором прорвалось все раздражение, накопившееся за ленчем, — вот он какой.

— Кто?

— Ваш остров.

Элла не ответила. Родственник в кресле тихонько захрапел.

— Вы это имели в виду, когда говорили, что события оказались сильнее вас?

Несколько недель кряду я провел, подавляя в себе тоску и волнение; вся накопленная эмоциональная энергия бурлила сейчас во мне, толкая на бесшабашно храбрые поступки.


Рекомендуем почитать
В зеркалах воспоминаний

«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.


Избранное

В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.


Железный потолок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.


Дороже самой жизни

Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».