Тонущие - [13]

Я кивнул.

— Это не помешало ей родить от него четверых здоровых детей. Наследника — и еще троих про запас, если угодно. Она понимала, что именно в этом состоит ее часть сделки. — Сара вздохнула. — Но этой женщине нужны были люди и жизнь вокруг. То приходившее в упадок гнездо, а по сути, замок, находилось в Корнуолле. Содержать в Лондоне дом, приличествующий положению новоиспеченной пары, отец Бланш не хотел, поэтому она тихо угасала в Корнуолле. Однажды Сарджент написал ее портрет, но в остальном шум светской жизни не достигал ее.

— А как она коротала время?

— Ну, она писала письма, занималась садом, следила за воспитанием и образованием детей. И как могла пыталась помешать мужу волочиться за юбками.

— Понятно.

— Однако ее уму требовалось больше пищи, чем могли предоставить эти занятия. — Сара улыбнулась. — Бланш не была домашней женщиной, вот в чем беда. А еще она была очень одаренным человеком, и это все усугубляло.

— Чем же дело кончилось? Какой выход она нашла?

— Никакого. В этом и заключалась ее трагедия.

— И что же с ней стало?

Внучка Бланш помолчала, задумчиво глядя на весело скользящие по глади пруда лодочки.

— Она покончила с собой, — нехотя произнесла она. — Выпрыгнула из окна галереи. Был огромный скандал.

— Ужасно.

— Да. Думаю, это глубочайшим образом потрясло ее детей.

Я лихорадочно искал и не находил слова.

— Ну вот, — произнесла Сара отрывисто, — вот вам и история о том, откуда у меня бабушка-американка. Надеюсь, я не наговорила лишнего.

— О, вовсе нет. Очень увлекательная история. И трагическая.

— Да. — Она задумчиво кивнула. — Несомненно, в ней присутствуют оба этих качества. — Сара повернулась ко мне и внезапно сказала доверительно: — Знаете, я хотела бы когда-нибудь написать биографию Бланш. Эта женщина все делала с особым блеском, какой, мне кажется, присущ только героиням романов.

— Уверен, у вас получился бы очень интересный роман.

— Вы действительно так думаете?

— Да, — уверил я, поднимаясь. — Но я слишком надолго оторвал вас от чтения.

— До свидания. — Сара протянула мне руку.

— Не могли бы вы передать от меня послание своей кузине?

— О, конечно, да только я не знаю точно, когда теперь увижу ее. Мы не слишком часто встречаемся.

— А почему?

— Честно говоря, мы не слишком-то ладим. Если я увижу ее раньше, чем вы, что мне ей сказать?

— Скажите, что встретили Джеймса Фаррела. — Я вдруг сообразил, что до сих пор не представился Саре, а она и не спрашивала моего имени. — Скажите, что встретили Джеймса Фаррела и он интересовался, устраивает ли ее жизнь на острове.

— И это все, мистер Фаррел?

— Да, все. Она поймет.

— Надеюсь.

— Ну, еще раз до свидания.

— До свидания.

С этими словами я покинул ее, снова перешел через мостик и двинулся по парковой дорожке. Чувствуя на себе взгляд холодных голубых глаз Сары, я, оказавшись по ту сторону мостика, обернулся и помахал ей рукой. Но она уже снова уткнулась носом в книгу. Если она и видела, как я машу, то никак этого не показала.

5

Случилось так, что никто из Харкортов фактом моего существования на протяжении нескольких дней, последовавших за встречей с Сарой, не интересовался, а сам я в это время играл на скрипке и думал об Элле. К своей огромной радости, я обнаружил, что могу преобразовывать горько-сладкую тоску, вызванную безнадежной любовью, в энергию, какой требует серьезная работа, и даже моих родителей поразила степень моего усердия. В тот жаркий август я буквально ни на шаг не отходил от душной комнатки под потолком, где жила моя скрипка. Упражняясь, я играл для воображаемой аудитории, состоявшей из одной-единственной слушательницы, надеясь, что безупречное мастерство того или иного пассажа произведет на нее впечатление или что та или иная соната заставит ее улыбнуться. В ту пору я много играл Брамса: в трагической музыке мне виделся подходящий аккомпанемент тайным мечтам о спасении и отваге.

Эллу, которая, сама того не ведая, занимала все мои мысли, мне по-прежнему встретить не удавалось. Когда я звонил, ее вечно не оказывалось дома, и никакого знака о том, что получила мое послание, она не подавала. Неприступные двери построенного в георгианском стиле дома на Честер-сквер ни разу не подарили мне ее стройную фигуру, хотя я довольно часто проходил мимо. Но и то, как Элла без труда вошла в мою душу, и странная, непредумышленная встреча с ее кузиной, и случайные фотографии ее и Чарли Стэнхоупа, появлявшиеся в журналах, которые я листал, пока меня стригли, — все это лишь раздувало мой интерес к ней. Я продолжал играть, мечтать и хандрить.

Однако даже интерес впечатлительного мальчика со временем начинает оскудевать. Без поощрений со стороны невольного объекта моей любви, хотя бы записки или взгляда — и то и другое навсегда покорило бы мое сердце, — моя пылкость не могла сохраняться до бесконечности. Полагаю, в конце концов она бы пошла на спад и постепенно угасла, стала бы частью истории моей жизни, воспоминанием о бурной юности, не распорядись судьба (если, конечно, эта сила действительно существует) иначе.

В выборе инструмента, при помощи которого она свела нас с Эллой, вновь проявился ее изысканный вкус. Этим инструментом стала Камилла Бодмен: она позвонила мне как раз тогда, когда я уже решил, что ничего не поделаешь и если Элла желает тратить себя на Чарли Стэнхоупа, значит так тому и быть.