Тоннель времени - [52]

– Надо! – взмолился Саша и повел ее дальше.

«Куда я ее веду? – думал он. – Зачем я иду? Куда приведет следующая дверь? К ведру и двум швабрам, прислоненным к стене?»

Коридор закончился, как он и предполагал, стеной. Но слева от нее была дверь, замкнутая на обычный английский замок.

– Только не ведро и швабры, – произнес он, когда каблуком вбивал замок внутрь следующего помещения.

– Что ты сказал?

– Я сказал – иди осторожно, не подверни ногу.

– Послушай, что они сделают с моими друзьями?

– Честно?

– Честно, – произнесла она, и в глазах ее появились слезы.

– Не знаю.

– Ты же сказал – честно!

– Я и ответил честно! Откуда мне знать, что в головах этих обколовшихся живодеров?! Знаю только, что петь хором с твоими друзьями «Шарманку» они не будут.

Когда пыль осела и он наконец-то смог рассмотреть виды, он рассмеялся, как сумасшедший. Стоящая за его спиной Ирина кашляла и в бессилии колотила его кулаком по спине. Понять ее было нетрудно – сейчас был не самый подходящий момент для веселья.

Стольников смеялся, упершись рукой в поврежденную дверную коробку и смотрел наверх.

Туда вела точно такая же лестница. С такими же мраморными стенами, с гранитными пластинами, из которых струился яркий, очень похожий на солнечный свет…

То, что разведчика завело до возбуждения, девушку привело в отчаяние.

– Господи, мы никогда не выберемся из этого проклятого лабиринта!.. Как я ненавижу лестницы! Боже мой, как я их ненавижу!

И она замолчала, потому что сильная рука повела ее наверх.

Подъем отличается от спуска тем, что ноги перестают слушаться гораздо быстрее. Девушка смотрела на ненавистные стены, ресницы ее были влажны от слез, и она мечтала о Москве, об открытом ветреном месте, как на Патриарших, когда о слезах быстро забываешь, потому что они мгновенно превращаются в лед…

Несмотря на гудящую вентиляцию, на лестнице было невероятно душно. Стремительный подъем наверх заставляет тратить больше энергии, и подошел, наконец, момент, когда Ирина просто не могла идти дальше.

– Знаешь что, – садясь на ступени, произнесла она минутой назад придуманную фразу, – ты сейчас пойдешь дальше, а потом позовешь помощь и спустишься за мной…

Она бы, верно, возненавидела Стольникова, если бы он стал с этим спорить. И поблагодарила, когда бы услышала: «Конечно, я так и сделаю».

Но произошло то, чего она никак не ожидала. Сначала она невидимой силой была поднята вверх, а после мир перевернулся, и она стала видеть все наоборот. Теперь вверху перед ней тряслись мраморные ступени, а под ними сиял идеальной полировкой гранитный потолок.

– Стольников, – прошептала она, закрыв глаза, – интересно, если бы это случилось в Москве, ты бы после часа знакомства смог сделать то же?..

Капитан ее не слышал. Он делал то, чем занимался всю жизнь, – помогал выжить тем, кто был на его стороне. С той лишь разницей, что женщин на плечах никогда не носил. Как-то всегда так получалось, что это были мужчины. И когда перед глазами его забрезжил более мощный свет, он не поверил, что дошел.

Врезав по двери ногой, он принял на себя облако извести и бетона. А потом зажмурился и вошел в коридор… полный чеченцев.

Капитан с дочерью генерала на руках вышел в огромное помещение первого этажа Восточного крыла, заполненное заключенными наподобие футбольного поля во время беспорядков болельщиков.

Оглядевшись, он с изумлением покачал головой.

Да, это было Восточное крыло «Миража», о чем и свидетельствовала огромная надпись на одной из стен. Он появился внезапно, с вызывающим шумом. И когда около полусотни боевиков, большая часть которых была вооружена, с интересом и недоумением повернулись в его сторону и замолчали, Стольников поставил девушку на ноги, закинул автомат на плечо, отмахнул от своего лица клубящуюся вокруг него пыль и стер со лба пот.

Понимая, что по-прежнему является объектом всеобщего внимания, капитан показал всем присутствующим в дверь, в которую вошел, потом потряс пальцем и сказал на очень плохом русском:

– Не ходить туда… Ни за что. Ничего интересного.

Забрав из руки одного из окаменевших бандитов бутылку с минералкой, он половину вылил себе на голову, а остатки предложил той, что поспевала за ним.

– Ты с какого крыла, уважаемый? – спросил один из боевиков.

– С Западного.

Многие понимающе покачали головами.

Девушка старалась смотреть под ноги. Плотно сидящая на голове кепка укрывала цвет ее коротких волос, от косметики не осталось и следа, да косметики и не было видно из-за длинного козырька. Брюки, размер которых был Ирине явно великоват, скрывали ее изящные формы.

Глядя в пол, она как в амбразуре танка видела только часть расстилавшейся перед ней картины. Она понимала, что Стольников ведет ее сквозь толпу бандитов. Неприятный запах мужского пота, нестираного белья врывался ей в ноздри, но она старалась не морщиться. Вскоре она поняла, что не привлекает внимания. Они идут словно в толпе демонстрантов, где каждый разговаривает о разном.

– Эту дорогу ты тоже знаешь? – прошептала она, бросая пустую бутылку прямо на пол.

– Как свои пять пальцев.

Они приближались к двери, которая позволила бы им уйти с переполненного бандитами этажа. Оставалось пять или семь шагов…