Тонкий лед - [10]

– Значит, вы передумали и все-таки хотите занять у меня поленьев? В чем же дело, неужели вам не удалось натопить печку вашим замечательным плавником?

– Я бы хотел купить у вас сухих поленьев – немного, чтобы только хватило, пока я закажу себе и мне доставят заказ, – сухо пояснил он. Скажите, сколько вы за них заплатили. За беспокойство я заплачу вам отдельно.

Женщина сверлила его тяжелым взглядом, словно он был агент вражеской армии, и Сэм едва сдерживался, чтобы не сказать ей, что она может сделать со своими драгоценными поленьями. Беда в том, что ее проклятые дрова нужны ему как воздух. Не хватает еще получить отказ от этой психопатки, которая скорее лопнет, чем выдавит улыбку.

Его овевал теплый воздух, насыщенный ароматами кофе, свежевыстиранного белья и чего-то невыразимо женского. Почуяв кофе, Сэм сник и невольно повел носом. Сносной чашки кофе он не видел с тех пор, как уехал из дома, и, бросив взгляд поверх преградившей порог женщины, он заметил серый эмалированный кофейник, пыхтевший на черной сверкающей плите. Помимо воли у него вырвался вздох.

Позже Мэгги удивлялась, что ее побудило пригласить его войти. Ей претило, когда чужие вторгались в ее жилище. Она ревниво оберегала свой мир от поползновений со стороны мужчин, знающих, что она живет здесь одна-одинешенька. Завсегдатаи этих мест вели себя вполне прилично, пусть и немного шумно, однако были и такие, которые давали ясно понять, что охота и рыбалка не единственные интересующие их развлечения.

– Может.., зайдете на минутку?

– Чем это пахнет? Кофе?

Ей показалось, что в темной глубине его глаз мелькнула еле заметная теплая искорка. Она готовила кофе по старинке, как учил дед: заливала молотые зерна водой и кипятила, а затем охлаждала бочок кофейника струей холодной воды, чтобы осела гуща. Джубал использовал для этой цели яичную скорлупу, но Мэгги предпочитала холодную воду, хотя эффект был не столь впечатляющий.

– Хотите чашечку? – невинно произнесла она. Ответ читался на его лице без всяких слов. Опущенные уголки губ неожиданно выправились, и Мэгги поняла, что ошиблась в оценке его возраста. Самое большее ему сорок. А то и меньше. Удивительно, какое значение имеет выражение лица.

– Сливки? Сахар? – Она жестом пригласила его сесть на один из растрескавшихся дубовых кухонных стульев.

– Сливки, пожалуйста, – ответил он, и Мэгги отметила про себя, что голос его даже можно назвать приятным, когда он не рычит. Глубокий, спокойный, уверенный.

Она открыла банку сгущенного молока и поставила на стол рядом с дешевой белой чашкой без всякого рисунка. Затем повернулась к раковине и, сдвинув слегка крышку, принялась цедить холодную воду. Она чувствовала на себе его взгляд и едва сдерживала улыбку. Вообще-то у Мэгги в кладовой имелась неплохая кофеварка. Иногда она даже пользовалась ею, но, поскольку зараз больше одной чашки она никогда не выпивала, старый способ был удобнее. К тому же через час-полтора кофе из кофеварки становился жидким, а сваренный – только еще крепче. Кофе с донышка можно было пить, лишь разбавив наполовину молоком.

Она перехватила его взгляд, упавший на ящик со стружкой, которую она использовала для растопки.

– Ваш муж плотник? – осведомился он.

– Нет. – Мэгги налила ему кофе, он же настороженно рассматривал белую с красным банку.

– Я лучше черный. Холестерин, знаете ли.

– Благоразумно. Простите, кофе только с кофеином. – Мэгги от души плеснула в свою чашку молока и всыпала три ложки сахара.

Сэм отхлебнул, поперхнулся и, стараясь сдержать гримасу, поставил чашку на свежевыстиранную скатерть, прямо на выцветшую ромашку.

– А с другой стороны, я сегодня утром ел яичницу с беконом, – пробормотал он и потянулся за банкой.

Больше говорить было не о чем. Сэм с интересом огляделся, пытаясь постичь, чем ее халупа лучше его. Если не принимать в расчет горячую плитку. И кофе. И все то, что стоит на плитке и источает такой соблазнительный аромат.

У нее на кухне имелось четыре стула с прямой спинкой, стол, старенький холодильник, ржавая раковина и несколько тумбочек. В его доме все было точно так же. Линялые салфетки и занавески погоды не делали. Как и батарея бутылок синего стекла на окне, далеко не все из которых были к тому же чистыми. Или в беспорядке разбросанные по углам старые птички-приманки. Потолок украшала голая лампочка в фарфоровом патроне – как и у него. У задней двери – пара мужских сапог, а над ними, на крюке, брезентовая охотничья куртка с такой же панамой и желтая болонья. Его собственная куртка была брошена на спинку кухонного стула. Вот и весь уют.

– Мило у вас, – произнес он, не будучи уверен, искренне он говорит или с издевкой.

– Спасибо. Мне тоже нравится.

Не «нам», а «мне» нравится. Это принципиально? Да мне-то, черт побери, что за дело, одна она здесь живет или нет, оборвал он себя. Может быть, она инспектор по охране дичи. А может, она здесь спирт гонит, и чем дальше он будет держаться от нее, тем лучше.

Он допил кофе, беспокоясь, не слишком ли он крепок для его желудка: на вкус, пожалуй, крепковат. Желудок и так барахлит.

– Я заметил неподалеку в лесу несколько упавших деревьев. Можно воспользоваться?