Тонкий человек - [54]

– Нет.

– Наверное, ты просто пытаешься отбить у меня всякую охоту к расследованию. Что ж, зная их, трудно поверить в вину любого из них, однако, я попыталась все личные впечатления отбросить в сторону и руководствоваться логикой. Вчера вечером перед тем, как лечь в постель, я составила список всех...

– Ничто так не спасает от бессонницы, как упражнения в логике. Это может сравниться лишь...

– Не надо разговаривать со мной таким покровительственным тоном. Результаты твоей работы пока трудно назвать ошеломляющими.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал я и поцеловал ее. – Это новое платье?

– Ага! Увиливаешь от темы, трус несчастный!

XXVII

Перед обедом я зашел к Гилду и сразу после того, как мы пожали друг другу руки принялся его обрабатывать.

– Я пришел без адвоката. Мне показалось, что если я приду один, это произведет более благоприятное впечатление.

Он наморщил лоб и покачал головой, словно я обидел его.

– Что вы, дело совсем не в этом, – терпеливо проговорил он.

– Похоже, что как раз в этом.

Он вздохнул.

– Никогда бы не подумал, что вы сделаете ту же ошибку, которую делают многие, поскольку полагают, будто мы... Вы ведь знаете: мы должны отработать все варианты, мистер Чарльз.

– Где-то я слышал нечто подобное. Что же вы хотите знать?

– Я лишь хочу знать, кто убил ее... и его.

– Попробуйте спросить Гилберта, – предложил я.

Гилд поджал губы.

– А почему именно его?

– Он рассказал сестре, что знает, кто это сделал, а узнал он якобы от Уайнанта.

– Вы хотите сказать, что он встречался со своим стариком?

– Она уверяет, что он так сказал. У меня не было возможности спросить его самого.

Гилд скосил на меня свои водянистые глаза.

– Что же там у них происходит, мистер Чарльз?

– В семье Йоргенсенов? Вы, по-видимому, знаете не хуже моего.

– Не знаю, – сказал он, – и это факт. Я просто совсем не могу их понять. Например, миссис Йоргенсен: что она из себя представляет?

– Блондинка.

– Вот-вот, и это все, что я знаю, – угрюмо кивнул он. – Но послушайте, вы их знаете уже давно, и то, что она рассказывает про вас и про себя...

– А также про меня и про свою дочь, про меня и про Джулию Вулф, про меня и про королеву Великобритании. С женщинами я сущий дьявол.

Он поднял руку.

– Я не хочу сказать, будто верю всему, что она говорит, и незачем обижаться. Вы заняли неправильную позицию, если позволите так выразиться. Вы ведете себя так, словно думаете, что мы охотимся за вами, а это не соответствует действительности, совершенно не соответствует действительности.

– Возможно, однако, вы двурушничаете со мной с тех пор, как в прошлый...

Твердый взгляд его бледно-серых глаз уперся в мое лицо, и Гилд спокойно сказал:

– Я – полицейский и должен выполнять свою работу.

– Довольно справедливо. Вы велели мне зайти сегодня. Чего вы хотели?

– Я не велел вам зайти, я просил вас.

– Ну хорошо. Чего вы хотите?

– Я не хочу того, что мы имеем сейчас, – сказал он. – Я не хочу ничего подобного. До сих пор мы с вами говорили как мужчина с мужчиной, и мне бы хотелось продолжать в том же духе.

– Вы сами все испортили.

– По-моему, это не факт. Послушайте, мистер Чарльз, вы готовы не сходя с места присягнуть или хотя бы просто дать мне честное слово, что вы всегда нам выкладывали все, как на духу?

Бессмысленно было говорить «да» – он все равно бы мне не поверил. Я сказал:

– Практически, все.

– Вот именно – практически, – проворчал Гилд. – Каждый из вас рассказывает мне практически всю правду. А мне бы нужен какой-нибудь непрактичный придурок, который выложит все до конца.

Мне было жаль его: я хорошо понимал его чувства. Я сказал:

– Быть может, никто из тех, с кем вы говорили, не знает всей правды.

Он скорчил отвратительную гримасу.

– Весьма вероятно, не так ли? Послушайте, мистер Чарльз. Я беседовал со всеми, кого смог обнаружить. Если вы найдете мне еще кого-нибудь, я побеседую и с ними. Вы хотите сказать, я не говорил с Уайнантом? Неужели вы полагаете, что полиция не работает круглые сутки и не делает все возможное, чтобы разыскать его?

– Но ведь есть еще сын Уайнанта, – предложил я.

– Есть еще сын Уайнанта, – согласился Гилд. Он позвал Энди и смуглого кривоногого полицейского по имени Клайн. – Приведите сюда этого щенка, Уайнантова сына: я хочу потолковать с ним. – Они вышли. Гилд сказал: – Вот видите, мне нужны люди, с которыми можно было бы побеседовать.

– Сегодня у вас скверновато с нервами, не так ли? – произнес я. – Вы не собираетесь доставить сюда из Бостона Йоргенсена?

Он пожал большими плечами.

– Я вполне удовлетворен его показаниями. Не знаю. А вы хотели изложить мне по этому поводу свое мнение?

– Еще бы.

– Я и правда что-то слегка нервный сегодня, – сказал он. – Мне прошлой ночью так и не удалось сомкнуть глаз. Собачья жизнь. И чего это я так держусь за нее? Можно было бы купить где-нибудь участок земли, поставить железную ограду, раздобыть несколько пар черно-бурых лисиц и... В общем, по его словам, когда вы, ребята, в тысяча девятьсот двадцать пятом году напугали его, Йоргенсен, бросив жену на произвол судьбы, удрал в Германию – надо сказать, он не очень любит вспоминать об этом – и поменял имя, чтобы как можно больше затруднить ваши поиски; по той же причине он не хотел устраиваться на постоянную работу – он называет себя то ли техником, то ли как-то еще в том же роде, – поэтому факты, которыми мы здесь располагаем, довольно скудны. Йоргенсен говорит, будто брался за всякую работу, какую только мог найти, но насколько я себе представляю, в основном он жил за счет женщин – надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, – причем богатенькие среди них попадались нечасто. В общем, году в двадцать седьмом или двадцать восьмом Йоргенсен оказывается в Милане – есть такой городишко в Италии – и в Парижском «Геральде» читает, что эта Мими, недавно разведенная с Клайдом Миллером Уайнантом, приехала в Париж. Он не знаком с ней лично, как, впрочем, и она с ним, однако, Йоргенсен знает, что она – головокружительная блондинка, которая любит мужчин и веселую жизнь и к тому же не обладает слишком трезвым рассудком. Ему приходит в голову, что после развода она, должно быть, урвала изрядный кусок Уайнантовского состояния; с его точки зрения, он имеет право наложить руки на часть этих денег, возмещая те убытки, которые причинил ему Уайнант – таким образом, он лишь возьмет себе то, что ему все равно причитается. Поэтому он наскребает денег на билет до Парижа и направляется туда. Пока все звучит правдоподобно?