Тонкая нить предназначения - [10]

– Ты в порядке? – спросил вдруг мужчина.

– Да. А что? – удивилась девушка.

– Ты замолчала. До этого всю дорогу бурчала и вдруг стихла.

– То есть когда я бурчу, значит, в порядке, а если молчу – то нет? – съязвила она.

Алексей, будто желая поддразнить ее, пожал плечами:

– Ну, бурчать – это твое обычное состояние.

– Ах, вот как… – От проблесков хорошего настроения не осталось и следа. Душу опять затянули грозовые тучи с угрожающе сверкающими сквозь них молниями. А Алексей вдруг вскинул, словно ружье, камеру и сделал несколько снимков девушки.

– Перестань!

– На-ка, посмотри! – Он развернул к ней камеру окошечком.

– Не буду!

– А, по-моему, ты вышла отлично!

– Злая и растрепанная!

– Когда злишься, тоже красивая. Хотя когда улыбаешься – красивей.

– Отстань! – буркнула Марина, но все же, не сдержав любопытства, глянула в окошечко. Ну и что в ней Алексей увидел красивого? Растрепанная! Впрочем, взъерошенные ветром волосы ей, оказывается, очень даже шли. Только всю привлекательность портили нахмуренные брови и недовольно поджатые губы. Марина тронула пальцем межбровье, словно опасаясь, что некрасивая морщинка поселится там навсегда.

– Давай перекусим и пойдем дальше, мы уже недалеко.

– Ешь сам, я не хочу.

– Но от чая не откажешься?

– Не откажусь.

Чай у тетки Натальи – будто эликсир, дающий не только силы, но и заряжающий особым осенним настроением. Не тоскливым, как серое, набухшее дождями небо, а другим: с ноткой ностальгии, растворенной в еще не отцветшей с уходом лета радости, с легкой горчинкой дыма костров, со сладостью и ароматом липового меда. После небольшого отдыха они вновь отправились в путь и вскоре пришли к большому, заросшему дикой травой участку, в конце которого виднелось двухэтажное здание, напоминающее бабочку – два крыла и величественная ротонда между ними.

– Это не парадный подъезд, а вид сзади. Здесь когда-то был парк, – пояснил Алексей, успевший уже немного прочитать про усадьбу в Интернете, пока искал дорогу. – К главному входу ведет аллея от железнодорожной станции.

– А внутрь можно будет зайти? – заинтересовалась Марина и щелкнула на мобильный телефон усадьбу издали.

– Не знаю, – почесал затылок Алексей. – Может, и да, а может, и нет. Пока ты ходила за вещами, тетка Наталья сказала, что раньше усадьбу сторожили. Охраняли от вандалов и желающих растащить ее на кирпичики. Можно было попросить у охранников войти внутрь, и они разрешали. А как сейчас обстоят дела – не знаю. На месте сориентируемся.

Молодой человек сделал несколько снимков на камеру – просто вид усадьбы и Марины на фоне белого здания.

– Надо будет почитать подробней об этом месте, – сказала девушка, которая всегда, прежде чем отправляться в путешествие или на экскурсию, заранее изучала путеводители.

– Да, ты права. Как-то спонтанно мы решили сюда прогуляться, не подготовились.

Они прошли через заросший дикой травой бывший парк, в котором уже нельзя было различить ни клумб, ни газонов, ни дорожек. Пару раз остановились, чтобы сфотографировать каменные беседки, оставшиеся еще со времен первых хозяев, и поглядеть со смотровой площадки на вьющуюся внизу серебристой лентой реку. Марина обратила внимание, что на одном из столбиков ограждения отсутствует фигура, взглянула вниз и увидела белеющие на каменном выступе осколки бюста. Как жаль! Ведь наверняка эти скульптуры были сотворены каким-нибудь известным скульптором, и хозяева с гордостью показывали их гостям. Воображение нарисовало похожий осенний день, но только из другой эпохи: нарядные кавалеры и дамы с кружевными зонтиками толпятся на этой площадке, разглядывая в монокли реку и обсуждая последние светские сплетни. Птичье пение смешивается с шелестом подолов модных платьев, хрустальным смехом утонченных дам и звоном бокалов с шампанским. И вот прошло более сотни лет. Давно нет в живых тех дам и кавалеров, и атмосфера праздника вместе с ними тоже умерла. И стоит теперь на этой когда-то нарядной площадке обычная девушка Марина в выцветших джинсах и мятой футболке, и грустит о чем-то непонятном, канувшем в прошлое, будто она сама была когда-то одной из тех светских барышень, а теперь вернулась спустя столетие уже не в родной дом, а на его руины.

– Идем дальше? – тронул ее за локоть Алексей. Девушка кивнула и в последний раз взглянула на каменные «террасы» и реку. От внезапного ощущения, будто этот вид ей уже знаком, неожиданно закружилась голова. Она ухватилась рукой за ограждение и прикрыла глаза.

– Ты в порядке? – встревожился мужчина.

– Голова что-то закружилась.

– От высоты. Не смотри больше вниз. Хочешь присесть и переждать, пока пройдет головокружение?

– Нет, со мной уже все в порядке. Пошли дальше.

Издали обветшалость здания не так была заметна, но стоило к нему приблизиться, и все огрехи, вызванные отсутствием ухода, беспощадно обнажились. Стало видно, что белая краска отходит от камня пластами и напоминает чешую, а кое-где и вовсе облетела, обнажив камень. И эти темные пятна на белом показались Марине похожими на изъевший зубы кариес. В вытянутых узких окнах «крыльев» кое-где недоставало стекол, и в рамы была вставлена обычная фанера. С тонкой оградки, выстроенной перед ротондой с купольной крышей, давно слезла краска, а одна ее секция оказалась выломанной. Высокую арочную дверь уродовали две широкие доски, приколоченные крест-накрест, защищающие вход от желающих пробраться внутрь.