Тонкая линия - [12]
– Сергей притормози!
– Что случилось? – удивился друг, но замедлил скорость, и плавно съехал на обочину, мотор "шестерки" чихнул и заглох.
– Светлана, помнишь, ты говорила, про возможный обмен воспоминаниями между мною и "дедушкой"?
– Но у тебя же ничего не вышло? Кроме отрывочных сведений на первом тесте.
– В том то и дело что получилось! Оказывается, я знаю имена и фамилии сослуживцев, а так же некоторые факты из жизни "дедушки" и еще…
– Прекрасно! Надо быстрее, зафиксировать на бумаге все, что ты узнал, говорила же я Сергею и не раз, чтоб завел диктофон.
– Мне тут в голову пришло, что если мы с "дедом" обменялись воспоминаниями, значит, и он что-то от меня получил? И без моего контроля уже два часа гуляет? Что он местным там успеет рассказать? Машина резко рванулась вперед, и Александру даже пришлось упрашивать друга ехать помедленнее, не спешить, а то встреча с предком произойдет у него чего доброго на том свете.
Он успел, ну скажем так, почти успел… На баке корабля "Три святителя" собралась немалая толпа матросов <подымить и поговорить. Бак, то есть передняя часть судна, заменял им клуб и курительную комнату. Матросы курили подле кадки с водою из своих коротеньких трубочек, весьма метко именуемых носогрейками, и, мало стеснясь присутствием младших офицеров, обычно вели различные беседы.
– Врет Сашка! – в голосе старого матроса звучала обида, – лодки подводные, торпедо, эдак, ведь супостаты нас утопят прямо в Севастополе, даже в море выходить не надобно…
Это ораторствует Прокофьич – тип матроса старых времен, уникальное явление в своем роде. У него в Севастополе, в Корабельной слободе, старуха жена и трое детей, но он, кажется, не знает другой родины, кроме своего старого корабля. Таких среди команды "Святителей" всего трое или двое, морская служба явно не способствует долголетию. Лицо его так обветрено бурями, что цветом своим напоминает лица краснокожих, а руки всегда черны от смолы. У него одна характерная особенность – терпеть не может пароходов, а равно и любых технических новинок.
– Прокофьич, а ты водолазов намедни не видел? На прошлой же неделе работали рядом с нами, колпак медный с окошечком на голове, по длинной кишке им со шлюпки воздух подают. Так вот и…
– Молчи Цыган, много ты знаешь? Вот поплаваешь с мое… Лодки, водолазы, б… Какой из тебя матрос! Тебе только кочегаром быть на пароходе. Вчера первого свеженького ветерка испугался!
Произнеся с достоинством это глубокомысленное изречение, Прокофьич потушил свою трубку, бережно спрятал ее в карман и с азартом сплюнул. Александр заглянул за борт, в прозрачной воде хищные силуэты стальных акул еще долго не будут угрожать величественным парусникам, грациозно скользящим по глади моря. Но Цыган, а точнее Цыганков, прозвище получилось из фамилии, внешность у него самая что ни на есть славянская, абсолютно прав, время парусов уходит в прошлое. Вот только ясно это станет всем после войны. Инцидент, кажется, исчерпан, байкой больше, байкой меньше, народ со временем забудет. Вон они уже опять баб обсуждают, Цыган о своих приключениях с поповской дочкой заливает, Баркова на них нет, сочинители. Прокофьич целиком переключился на воспитание подрастающей смены, привязался к молодому матросику Семенову, тому самому "любителю церковного пения", и бранит за вчерашнее происшествие, на забаву всем собравшимся.
– Непутевый ты парень я вижу! Я думал, ты о путном хныкал, а тут на-кось нашел время думать о девке! Нет, ты это дело брось.
– Теперь как будто и нестрашно, дяденька, – оправдывается тот.
– А в сражении как, дяденька, пострашнее будет?
– В сражении?.. Сражение – это брат, такое дело! Верь моему слову, я старый матрос, худого не скажу. В сражении брат, ни на кого не надейся, как только на Бога. Видишь турку – стреляй, товарищу помогай, командиров слушай, старших матросов почитай, потому, значит, старшие более твоего разумеют. А то будешь как Цыган, Сашка-плотник и другие бездельники линьков получать!
Последнее высказывание вызвало прямо бурю веселья среди матросов, пряник тут в дефиците, зато кнутом начальство щедро одаряет всех, не исключая и старожилов. Но суровый ментор не унимался, воспитание продолжается.
– Нет, ты вот что мне, – начал он опять, – Ты на своего барина обижаешься, что он тебе жениться не дал и в матросы сдал?
– И невесте твоей поди, барин юбку задрал? – в такт раздается из-за кадки, судя по голосу, замечание вставил Цыган.
– Тьфу на вас охальники, опять все на баб свели! Нет, ты Семенов век за барина Бога должен молить. Ты скажи, под чьей командой состоишь?
– Господин капитан Кутугов? – неуверенный ответ, опять вызываетсмех всего бака.
– Кутуров! А кто над ним старший?
– Не знаю дяденька, – опять веселье…
– Дурак, деревенщина! Видно, что сейчас от сохи. – не выдерживает Прокофьич, – Над их благородием капитаном начальник наш флагман, их высокоблагородие Новосильцев, а старше его только САМ Корнилов!
– В рот… всех бы этих благородий, жизни от них нет, – полушепотом, сдавлено кто-то произносит на баке, и на минуту устанавливается гнетущая тишина, все как бы испугались этой мысли… даже Прокофьич. Но вскоре он возвращается к прерванному занятию.
"Человек, которому всегда везло." Первая часть "Солдат не спрашивай!". И снова попаданец. В основу положена идея, что отдельный человек в сущности ничего в потоке истории поменять не может, так главный герой прибывший в прошлое с целью "коррекции", вместо этого под действием среды меняется сам…
"Человек, которому всегда везло." Вторая часть "Мы ничего им не должны!" Россия, которую мы потеряли.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Отказаться от опасной правды и вернуться к своей пустой и спокойной жизни или дойти до конца, измениться и найти свой собственный путь — перед таким выбором оказался гражданин Винсент Кейл после того, как в своё противостояние его втянули Скрижали — люди, разыскивающие психоконструкторов, способных менять реальность силой мысли.
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.