Тонкая красная линия - [34]

Наконец раздался почти неслышный свистящий звук, который они запомнили с сегодняшнего утра. Люди инстинктивно нагнулись, будто ветерок пронесся над пшеничным полем, но никто не бросился на землю. Их слух был уже достаточно привычен к тому, чтобы понять, что бомба падает где-то далеко. Потом со стороны аэродрома стали медленно приближаться звуки разрывов. Они насчитали две серии по пять бомб и одну из четырех бомб (возможно, одна не разорвалась). Если «Чарли Стиральная Машина» — один самолет, то это, конечно, самолет большой. В наступившей глубокой тишине зенитки еще несколько минут упорно продолжали выпускать в небо никчемные снаряды. Потом по всей линии завыли сирены, издавая короткие, печальные, лающие звуки, что означало «отбой».

Солдаты третьей роты смеялись, хлопали друг друга по спине. В длинных проходах между кокосовыми пальмами сирены еще продолжали издавать короткие, неистовые, лающие звуки. Офицеры и солдаты поздравляли друг друга, будто это они лично отразили налет. Это длилось почти минуту, пока офицеры не вспомнили о своем офицерском звании и не отошли от солдат. Сирены умолкли. Еще несколько минут в обеих группах раздавался смех, а потом люди стали медленно расходиться в темноте по своим убежищам; они выглядели сконфуженными и надеялись, что настоящие ветераны не видели их буйной выходки.

В течение ночи было еще пять налетов — если «Чарли Стиральная Машина» был один и тот же летчик, то, безусловно, он был человек энергичный. Во время одного налета последняя бомба последней серии упала в ста метрах от расположения роты, разрушив позицию зенитного орудия и убив двух человек — совершенно случайно, разумеется. Она разорвалась так близко, с оглушительным грохотом, стремительно налетевшим подобно курьерскому поезду, что все попадали на землю. На следующий день обнаружили по сторонам палатки для припасов две воронки глубиной почти в рост человека. Все рассуждали о том, что, будь в этой серии еще одна бомба, она вполне могла бы упасть очень близко к центру лагеря. Утром, когда люди высыпали из палаток погреться в теплых, живительных лучах солнца, наслаждаясь безопасностью, и взглянули друг другу в щетинистые, заляпанные грязью лица, им показалось, что они видят совсем других людей.

В последующие две недели люди изменились еще больше. В эти две недели, которые отделение планирования и боевой подготовки штаба дивизии назвало «периодом акклиматизации», они жили какой-то особенной, двойной жизнью. С одной стороны, жаркие солнечные дни в сравнительной безопасности, с другой — ночи, сырые и холодные, с тучами москитов, сиренами и страхом. И между ними не было ничего общего, никакой связи. Днем подшучивали и смеялись над ночными страхами, потому что при солнечном свете ночные события казались невозможными. Но когда спускались сумерки, быстротечные, багровые тропические сумерки, пока готовились к ночи, все, что делалось днем, отступало в сторону до самого утра. Днем можно было работать, или бездельничать, или немного заниматься. Ночи же были всегда одинаковыми.

Днем купались в ближнем ручье, который, как выяснилось, официально назывался Гавага-Крик. Каждый вечер брились, нагревая воду в касках на маленьких кострах. Днем ходили в джунгли и к месту подвига Куина. Быстро разлагающийся японский солдат все еще лежал наверху могилы. Позиция, которую обнаружили в джунглях, обозначала место последнего этапа битвы при Коли-Пойнт. Здесь были окружены и уничтожены крупные силы японцев, и можно было проследить весь передний край японской обороны внутри и вне джунглей по берегу Гавага-Крик. Были экскурсии и в другие интересные места. Солдаты ходили к берегу, в Коли-Пойнт, к большому дому плантатора, изрешеченному осколками снарядов и теперь покинутому. Несколько групп в разные дни отправлялись на попутных грузовиках по раскисшим дорогам через бесконечные кокосовые рощи даже к аэродрому, до которого было несколько километров. На аэродроме в жарком, располагающем к лени солнце взлетали и садились бомбардировщики. В тени кокосовых пальм работали голые по пояс механики. «Экскурсанты» возвращались домой опять на попутных грузовиках. На всем пути туда и обратно, куда бы они ни отправлялись, солдаты деловито разгружали машины и выкладывали огромные запасы для предстоящего наступления. Наступления, в котором — они это помнили — им самим придется участвовать. Но ночи от этого не становились легче.

После тревожных ночей было так чудесно сидеть и жариться под горячим тропическим солнцем. Оно восстанавливало силы и освежало, ежедневно принося с жарой и дневным светом облегчение и возвращая к нормальному состоянию. Всегда дул легкий ветерок, шелестя листьями пальм, бросавших на землю рассеянные, колеблющиеся тени. От земли с непреодолимой силой исходил теплый, влажный, зловонный запах тропической грязи.

Впрочем, дни проходили не только в развлечениях. Почти каждый день прибывали новые корабли с войсками и грузами. Выделялись наряды численностью до взвода под командой сержантов для помощи в разгрузке. Это была такая же работа, какую они с благоговением наблюдали в день прибытия, а теперь привыкли и к ней, и к периодическим дневным налетам. В дни, когда корабли не приходили, те же команды использовались для переброски грузов с берега в глубину рощ. Каждое утро проводился час интенсивной физической подготовки, нелепый, но требуемый распорядком дивизии. Было проведено несколько коротких учебно-тренировочных маршей, которые показались всего лишь прогулками. Один день с утра до вечера провели на импровизированном стрельбище, проверяя и пристреливая оружие. Но ночи от этого не менялись.