Тони и Сьюзен - [61]

Ни единой мысли о «ты и я». Эдвард должен был вернуться через две недели: он созидал свое писательское будущее. Арнольд слушал без особого внимания. Трудности Эдварда были от него далеки.

И все-таки, надо признать, это был не совсем обычный обед. Свечей она первоначально не предполагала. Она принесла на стол цветок (гибискус) с кухни и извлекла бабушкино столовое серебро и хороший фарфор, пытаясь думать: это просто благожелательный сосед, оказавшийся в непростых обстоятельствах, и ему надо поесть перед работой. Затем, за пять минут до его прихода, когда мясо было уже очти готово, ее сразила унылость комнаты при обычном свете, у нее вдруг возникла острая потребность в эдакой мерцающей темноте, которая бы скрыла простоту убранства. Дело было даже не в простоте — когда они ели там с Эдвардом, все выглядело точно так же, — но в том, что теперь в глаза бросалась какая-то пустота, комната казалась неприятно голой, и единственным, что могло бы это скрасить, ей представились свечи. Подсвечник — свадебный подарок, использовавшийся всего однажды; она стерла с него пыль и вставила туда две свечи из ящика стола.

Но и при свечах Сьюзен Шеффилд и Арнольд Морроу не сняли своих масок, она — замужняя женщина, он — женатый мужчина. Тем не менее она ощущала где-то в волосах, или в шее, или в солнечном сплетении пронзительный звук, делавший момент необычайным. Электричество, как в Селене на пикнике, Селене с голосом мурлычущей кошки, чья материя, казалось, может без остатка превратиться в энергию в эйнштейновском смысле: e=mc². Электрическая Селена преобразовалась, словно Арнольд был трансформатором, в электрическую Сьюзен, которая думала: как легко быть свободной, какие восхитительные вещи можно было бы сделать в Эдвардово чудесное отсутствие, будь ты по этой части. Сьюзен не была. Сьюзен была Сьюзен с Эдгарс-лейн, преподавательница начального курса английского языка, организованная, последовательная, грамотная, цельная, всегда в рамках, всегда готовая поправить и улучшить себя. Этой Сьюзен приходили восхитительные вольные мысли с горами, лесами и бегущими потоками, с летящими рыбами и птицами в открытом море, мысли концентрические и фаллические, с поисками пениса в туманах и обследованием пещер в андрогинных облаках, но это были только мысли, не претворенные в жизнь, невысказанные, отсутствующая изнанка Хорошей Сьюзен.

Не произошло ничего такого, о чем свидетель разговора или магнитофон под столом мог бы донести Эдварду или Селене. Несмотря на это, когда Арнольд уходил на свое еженощное столкновение с кровью, переломанными костями, сердечными приступами, увечьями и оторванными головами, Сьюзен успело пронизать так, что она едва могла это выдержать. Надо будет повторить, сказала она себе, уже зная, чего хочет, но все еще не позволяя себе это помыслить. Когда он стоял в двери, благодарный и медведеподобный, она спросила: придете снова, послезавтра вечером?

Она легла в постель, пытаясь вспомнить, каково это — любить Эдварда. Следующий обед, на который она позвала Арнольда, был решительно строг, ничего лишнего, при холодном электрическом верхнем свете, но после она не воспротивилась тому, что Арнольд захотел сделать в двуспальной кровати, принадлежавшей Сьюзен и Эдварду, пока Селена, тяжело дыша, пыталась заснуть в своей палате под замком, а Эдвард вгонял себя в депрессию в своем лесном домике, пытаясь найти себя. Когда Арнольд ушел в очередную кризисную ночь, Сьюзен с запозданием собралась горевать.

3

Сьюзен и Арнольд, впоследствии такие почтенные, прелюбодействовали в перерывах между ее занятиями и его дежурствами. Сначала в постели Эдварда — темная комната в глубине дома, над переулком, полная книг и журналов, с корзиной для белья, оранжевым комодом, маленьким телевизором. Потом в Селениной — на высоком окне с видом на крыши раздувается занавеска, в раскрытом шкафу — воздушные платья и остаточный запах духов.

Когда в постели Эдварда взору той юной Сьюзен вдруг явился набухнувший намерением тревожный пенис Арнольда Морроу, в ее голове раздался удар гонга. Вскоре раздался еще один, когда она решила его впустить. Бам, сказала голова, до свидания, Эдвард. Был, да сплыл. Исчез, потрясенный тем, какая она. Прежде она даже не думала, что их брак в опасности.

Она не собиралась его расторгать. С ним было покончено и не было покончено. Эдвард возвратится и никогда не узнает, Арнольд вернется к Селене, а Сьюзен с этих пор — неверная жена. Вопреки электрической эйфории новизны, ее оглушила неправильность того, что она делала. Эдвард будет страдать, их надежды рухнут — если он узнает. Она теперь искушенная женщина, с тайной. Она спросила совета у Арнольда, у которого все было продумано.

А кто расскажет, ответил он, ты? У него была своя философия, согласно которой секс — которому некоторые придают слишком большое значение, так как он у них связывается с самолюбием, — никак не относится ни к его обязательствам перед Селеной (которую он никогда не бросит), ни к ее обязательствам перед Эдвардом. В отношении ревности Арнольд был особенно непримирим — глупейшее чувство, чистой воды собственничество и властолюбие, которые путают с любовью. Такая у меня философия, сказал он, когда они лежали голые на кровати, болтая в потной кильватерной неге.