Тони и Сьюзен - [51]

— С двумя разобрались. Одного я опознал, а второго убили.

Она спросила:

— Ты рад?

— Еще как.

— Одного убили. Ты этому рад?

— Да.

— Что ты хочешь, чтобы они сделали с тем, которого поймали?

— Лу? Я хочу, чтобы свершилось правосудие.

— Как ты это себе в данном случае представляешь?

Тони Гастингс не был готов к этому вопросу.

— Смерть? Он должен получить смертный приговор?

Он понял, что это вопрос политический. Он всегда избегал беседовать с Франческой о политике из-за ее безумного правого крена. Он сказал:

— Лу — не главное. Худший из них еще на свободе.

— Ну а он должен получить смертный приговор?

Он подумал, что если бы Франческа узнала его мысли, то могла бы решить, что он изменил своим принципам и больше не против смертной казни. Он признался:

— Я не знаю, какого наказания для них хочу.

Она спросила:

— Но ты ведь хочешь, чтобы они мучились, правда?

От мысли об этом он прикусил губу, как в детстве. Сказал:

— Я хочу, чтобы они получили то, что сделали мне.

— Чтобы их жен и дочерей убили.

— Нет, этого я не хочу.

— Их самих нужно убить.

— Наверно.

— Как Турка. Ты доволен тем, как убили Турка?

— Турок тут не главный. Он делал как Рэй.

— Ты не ответил на вопрос.

— Я не знаю. Его убили при попытке ограбления.

— То есть он получил по заслугам, и ты доволен.

— Пожалуй, нет. Это не было наказание. Он не знал, за что его наказывают.

— А ты бы хотел, чтобы он знал?

— Я бы хотел, чтобы они знали, что сделали. Я бы хотел, чтобы они увидели, что это на самом деле такое — то, что они сделали.

— Они знают, что они сделали, Тони.

— Они не знают, что это значит.

— А может, знают. Им просто все равно.

— Я бы хотел, чтобы им стало не все равно.

— Чтобы раскаялись? Сказали, что сожалеют?

— Я бы хотел, чтобы они на самом деле знали, какую ужасную сделали вещь.

— Тони, разве это возможно?

— Наверное, нет.

— И разве ты действительно этого хочешь? Положим, Рэй узнает. Он станет другим человеком. Разве тогда его не нужно будет отпустить?

— Нельзя его отпускать.

— Он знает, что причинил тебе боль, Тони. Уж поверь, знает.

— Я бы тоже хотел причинить ему боль.

— Причинить боль. Но не убить?

— И убить тоже. То и другое.

— То и другое? Одних только мучений ему будет мало?

— Я бы хотел, чтобы он мучился смертельной болью.

— Ах вот как. Пытка?

— Я бы хотел, чтобы он знал, что умирает, и хотел бы, чтобы он знал почему. Я это имел в виду под смертельной болью.

— Ты бы хотел убить Рэя сам?

— Я бы хотел, чтобы он знал, что умирает из-за меня.

— Ага. — Она шмякнула кулаком в ладонь. — Ты не хочешь, чтобы он понял, как плохо поступил. Тебе на это наплевать. Ты хочешь, чтобы он знал, что не может причинить тебе такую боль и выйти сухим из воды. Потому что с тобой такое не пройдет.

— Он не может мне такое сделать и выйти сухим из воды.

— Вот, другое дело.

Она подперлась рукой, ее золотящиеся волосы упали ей на лицо, глаза — нетерпеливые и красивые, всё для него.

— Я помню, как Хелен читала нам с Лорой лекцию о том, как примитивно чувство мести. Мы четко разграничили месть и правосудие, и я помню, какими цивилизованными мы себе казались.

— Вы и были цивилизованными. А вот Рэй — нет.

— Это меня тяготит, — сказал он.

— Если ты так думаешь — то конечно.

Новый звонок был ему в кабинет. Там была Луиза Джермейн, она только вошла, он думал, чего она хотела. Он узнал голос:

— Это Андес, сможете еще раз к нам наведаться?

Он так и не выяснил, чего хотела Луиза.

Был июнь, и Тони Гастингс мог спокойно ехать, третье его возвращение. Он поехал на машине, потратив целый день. На следующий день он сидел с Бобби Андесом в верхнем ряду трибун со стороны первой базы — любительский бейсбольный матч в воскресный полдень. На белой форме хозяев было написано «Шевроле», гости в сером носили имя Полвиля, городка в пятнадцати милях отсюда. Поле уходило к рядку домов за проволочной оградой. Над ними возвышался поросший деревьями утес, дальше по обе стороны от него долина развертывалась в широкую равнину. Из машин на шоссе наблюдали за третьей базой, и когда кто-нибудь зарабатывал очко, гудели клаксоны.

Бобби Андес, в шляпе и темных очках, бросал между досок окурки в мертвую траву, и солнце палило его изможденное лицо. Дул ветер. Темная туча с черным подбрюшьем притаилась меж двух круглых вершин на другом конце долины. Из-за черного подбрюшья просвечивало солнце.

Они следили за игроком команды хозяев под номером 19, который сидел на скамейке запасных внизу, не играл. Тони только иногда видел его спину в форме меж голов болельщиков в первом ряду. Номер 19 ерзал, ему не сиделось. Он орал в поле. Один раз он обернулся к трибуне и осклабился. Слишком далеко, чтобы разглядеть, загорелое лицо с белыми рыбьими глазками. Его звали Рэй Маркус, и кое-кто сказал, что его часто видели с Лу Бейтсом и Стивом Адамсом. Лейтенант был уверен, что это их Рэй — по описанию. От этой вероятности Тони зазнобило под солнцем.

Они сидели одни, и по ходу вялой игры Бобби Андес рассказал Тони, как было дело. Как он получил наводку от ребят в «Германе», — после того, как допросил Лу и остался ни с чем. «Герман» — бар в Топпинге, в тридцати милях от Грант-Сентера. Этот Лу — тупой бычина, и тактика у него такая: держать рот на замке. Отменная сыскная работа показала, что Лу прибыл из Калифорнии со Стивом Адамсом, но ничто не смогло заставить его сказать, кто был третий участник ограбления в Бэр-Вэлли. По вашему же делу — это якобы не мог быть он, потому что он был в Калифорнии.