Томный дух болотного зверя - [74]

В доме Ира, по обыкновению, прошла к своей кровати, запустила руку под подушку, но… заветной коробочки с леденцами на месте не нашлось. Сердце затрепыхалось у нее в груди, словно раненая птичка.

— Не это ищешь? — появилась в дверном проеме спальни ее младшая сестра, вертящая в пальцах коробочку-сундучок.

— Отдай! — завопила Ира и бросилась к сестре.

Побегав по комнате, младшая сестра, в конечном итоге, сдалась.

Но, когда Ира выхватила у нее коробочку, та, дразнясь, ехидно заявила ей:

— А там все равно уже ничего нет, я съела.

Позже, обучаясь в институте, Ира поняла, благодаря одной из немногих лекций, которые оказались ей не пропущены, что с помощью леденцов использовала, как говорил Зигмунд Фрейд, защитный механизм личности, названный этим ученым: проекция[13].

Но в тот день она ничего такого не знала. Единственное, что Ира поняла: она больше не сможет положить на язык леденец, так как их не осталось, а, соответственно, у нее не получится спроецировать на него все свои нехорошие переживания, и эти переживания не растворятся у нее во рту, вместе с ванилью… Конечно, она справлялась со своими проблемами раньше и без леденцов, но теперь, когда защитный механизм личности выработался и укрепился, другими способами справиться с нахлынувшим горем неподготовленная психика не могла.

И вот тогда Ира почувствовала настоящую боль. Не физическую, а какую-то другую.

Ира убежала из дома. Ей было четырнадцать.

Дрожащую от холода, изголодавшуюся, ее подобрала утром возвращающаяся с заработков на трассе местная проститутка Наташа. Наташе недавно стукнуло шестнадцать лет, но, не смотря на разницу в возрасте, девочки мгновенно подружились.

Своего жилья у Наташи не было, поэтому она пригласила Иру в одну их хат, где собирались все местные оболтусы, в основном — ребята, работающие на расположенной недалеко от села лесопилке, выстроенной какими-то людьми из США, естественно, с привлечением наших богатеев, и гордо именуемой совместным, российско — американским предприятием по переработке древесины. Эти парни были не злые, но придурковатые. Ничего удивительного. Люди поумнее туда просто не устраивались, ведь практически каждый месяц там происходил какой — ни будь несчастный случай, — то руку кому на пилораме отрежет, то рассыпавшимися бревнами кого-то придавит. Естественно, у этих придурков и мысли были соответствующие, в основном крутящиеся вокруг одного — СЕКСА.

Поняв, что Ира в таком вопросе — сама наивность, Наташа устроила ей краткий ликбез по данной теме, и своей собственной рукой «проковыряла ее дырку», — чтоб не запозорили.

Ира до сих пор была благодарна Наташе. Та, всего за полвечера объяснила ей, как предохраняться, если под рукой нет презервативов, как заниматься сексом во время месячных, чтобы кровь не текла, и даже раскрыла секрет симуляции девственности с помощью женских средств контрацепции (диафрагм) или, на худой конец, — куска полиэтилена, попутно объясняя, что именно это всех больше ценят настоящие мужчины.

— А как же…? — опешила Ира, глянув на свое лоно, в котором до Наташиного вмешательства сохранялась настоящая девственность.

— Где ты здесь видишь настоящих мужчин? — прошептала ей Наташа. — Вот когда встретишь хоть одного такого, тогда и вспомни, о чем я тебе говорила.

Спустя несколько дней, Ира заглянула домой.

Отец ее не ругал, не бил, просто дал ей понять, что больше она тут не живет.

Потом, правда, Ира многим врала, что у нее есть очень строгие родители, которые держат ее в ежовых рукавицах. От них ей насилу удалось выбраться в город, настолько они не хотели ее отпускать.

Зачем Ира говорила все это, она и сама не знала. Может, так девушка обманывала свое ущемленное честолюбие?

На самом же деле, после разговора с отцом, в ее душе поселилась лютая ненависть к родителям.

Ира стала жить на улице. Конечно, не в прямом смысле слова. Просто у нее не было своего пристанища. А так — всегда находился какой — ни будь парень, предлагающий пожить у него. В уплату за ночлег и угощение ей приходилось удовлетворять кое-какие их не очень скромные желания…

Сейчас, в этой темноте, даже мимолетом, вспоминать физиологические акты совокупления с бывшими любовниками (чувства-то напрочь отсутствовали!) было тошно. Случайно появившиеся мысли о сексе пробудили в Ире воспоминания другого рода, от которых ей стало еще хуже. В памяти девушки всплыли события, являющиеся особо позорным эпизодом ее биографии.

Однажды летом в поселок приехал городской парень — навестить бабушку с дедушкой. Ира сразу заметила его и смекнула, что если он приезжий, то не знает ее тутошней репутации. Конечно, ему могут сообщить это его бабка или дед, но, по крайней мере, не до того, как увидят ее с ним. Очень хотелось этого парня соблазнить, чтобы он взял ее с собой в город.

Через пару дней они встретились в сельском магазине. Ира специально поджидала его у входа, надев для такого случая свои лучшие джинсики и, делая вид, что коротает время за разговором со знакомыми девчонками. При ее нынешней жизни недостатка в подругах не было, — все местные шалавы дружили с ней. Ира болтала то с одной, то с другой, наверное, часа три, прежде чем парень появился, чтобы купить пачку сигарет. Теперь настало время действовать. Будто бы проходя мимо, она специально помозолила ему глаза, и к вечеру они уже подружились. Парень пригласил ее, как он выразился, на пикник. Во время пикника, заключавшегося в разведении костра, поджаривании на нем нескольких сосисок и распитии бутылки паленой водки, городской парнишка взял, да и проиграл ее в карты четырем своим приятелям — азербайджанцам, приехавшим сюда под видом беженцев (непонятно от чего) и целыми днями слоняющимся по поселку без дела, но с целью — кого бы трахнуть, и чего бы украсть. Ира, как и все в Конино, боялась этих нерусских и потому решила не сопротивляться, лишь поставила одно условие, — она не будет их ублажать на тонкой подстилке из грязных пиджаков, которую они разложили возле костра, ибо лето еще только началось, и земля довольно холодная. Плохо говорящие по-русски азербайджанцы сперва не поняли, что девушка имеет в виду.