Томирис - [31]

Томирис отбросила мысль о Рустаме как нелепую, но вожди лучше жены знали ее мужа. Они видели этого богатыря в битвах, и их не обманывало добродушие Рустама. Сытый лев тоже бывает добродушен, но горе тому, кто доверится этому! Перед глазами вождей вставал Рустам, не этот — выпивоха и обжора, которого они зазывали к себе и поили, не жалея хмельного кумыса и драгоценного вина, а тот, весь забрызганный кровью, с жуткими, наводящими мертвящий ужас глазами, всесокрушающий и неистовый, подвиги которого воспевает вся степь.

Это случилось после решающей битвы с хаомоваргами, когда, сломив упорное сопротивление врагов-сородичей, массагеты, не имея сил преследовать жалкие остатки улепетывающих, вместе со своим царем Омаргом и Сакссфаром (родным дядей Рустама) хаомоваргов, обессиленные, валились на раскаленный песок. И в это время послышался ужасный, все нарастающий дикий вой подоспевших гургсаров— одного из сильнейших племен Прикаспия. Неотвратимо неслась многотысячная лавина всадников в волчьих шкурах и с волчьими, оскалившими пасть головами вместо шлемов. Далеко опередив всех, летел на могучем коне Каджар; вождь орды, знаменитый своей звериной силой.

Отчаяние охватило обреченных массагетов и... тогда на врагов бросился Рустам. Один — против тысяч! Первым же косым ударом акинака он отсек косматую голову Каджара и; ловко поддев ее копьем, бросил в передние ряды гургсаров. Изумленные тем, что им противостоит воин-одиночка, а затем потрясенные быстротой и легкостью, с которой он расправился с их непобедимым вождем, гургсары замедлили ход, смешались, остановились... Воодушевленные массагеты добивали уже охваченных паникой "волчеголовых".

Ослепительным блеском засияла звезда Рустама, ставшего таким же идолом у суровых массагетов, каким он был до этого у тиграхаудов. Воинственные массагеты теперь без почетных добавлений "победоносный" и "железнотелый" не произносили имени Рустама. И вожди накрепко запомнили: когда Рустам за отказ повиноваться в бешенстве хватил кулаком могучего, заносчивого Фардиса и тот рухнул, даже не ойкнув, и умер на месте, массагеты поддержали чужака-тиграхауда, а не Шапура, отца покойного и вождя могущественных тохаров. Законы войны жестоки, и Шапур не осмелился выступить в защиту ослушника, затаив в душе злобу и ненависть. Так разве можно поднять массагетов против их кумира и героя, о лошади которого, Желе, говорят в степи больше, чем о любом из "отцов народа".

Об этом размышляли вожди у своих очагов и с горечью думали о прошедших золотых днях вольности, которых, увы, не, вернуть. Они вспоминали, что после многолетних и ожесточенных битв за свои права, которые вспыхнули сразу после ухода Ишпакая и в которых сложили головы великие и славные вожди, степь получила железные удила хитрейшего и коварнейшего Спаргаписа. А кости претендентов на престол тлеют в земле, потомки их влачат жалкое существование в изгнании — расплата за слишком горячую любовь отцов к золотому венцу. Так не лучше ли, не гоняясь за зыбким, как степное марево, царским титулом, дожить остаток дней вождем— в почете и достатке, а с помощью непобедимого Рустама и отважных массагетов приумножить свои богатства за счет ожиревших соседей — ближних и дальних. Лишь седоусый Скилур не выбирал и не взвешивал. Старый товарищ Спаргаписа, нянчивший Томирис ребенком, любил ее, как дочь, и она могла на него положиться.

Но трое были непримиримы. Единые в желании свергнуть Томирис, они преследовали каждый свою цель. Кабус, вождь каратов, благодаря соседству торговых Согдианы и Бактрии был богатейшим человеком в степи и был не прочь заполучить и власть над всеми массагетами. У Шапура было под властью, пожалуй, наиболее могущественное племя среди массагетов, а к неуемному его властолюбию примешивалась жгучая ненависть и жажда мести за Фардиса. Хусрау, наоборот, был вождем слабейшего из племен — аланов, большая часть которых ушла к савроматам, но по честолюбию он превосходил своих "друзей", а по хитроумию после смерти Спаргаписа не было ему равных в сакской степи.

* * *

Томирис и мысли не допускала, что Рустам, которого она считала скорее помехой, является причиной, и причиной серьезной, удерживающей вождей от выступления. Но время, предоставленное ей, использовала умело. Она настойчиво внушала Рустаму, что не подобает наследнику тиграхаудского трона обходиться жалкой кучкой телохранителей, служа посмешищем для гордых савроматов и собственных вождей. Беспечный и уверенный в себе Рустам лишь в угоду Томирис послал гонца к отцу. Опытный Кавад выделил своему любимцу три тысячи отборных воинов вместо просимых двух. Вожди молча проглотили горькое угощение, приготовленное, без сомнения, царицей. Они могли бы воспрепятствовать, если бы Рустам был только мужем Томирис, но запретить наследному принцу иметь свою дружину было не в их власти. Старому Фархаду, командиру своей гвардии и сподвижнику отца, Томирис поручила набирать и обучать новые сотни "бешеных", предупредив, однако, что делать это надо тайно мелкими группами. После продолжительной тайной беседы с главным жрецом Тором царские хранилища и кладовые заметно опустели, сократилось и поголовье царского скота. Ровно настолько пополнилась и увеличилась казна и увеличился скот у священной братии, которые с редким единодушием стали провозглашать, что по воле богов и святых духов царствование дочери "неба" Томирис принесет на землю массагетов радость и благоденствие. И это должны были проглотить встревоженные вожди — с богами и со святыми духами не поспоришь!