Томчин - [80]

К весне создадим экспертную группу из самых уважаемых китайцев-строителей. Срок им для выбора места — три месяца. Повозить по востоку страны. С лета начать приготовления к строительству, и в начале осени приступить. Следующей зимой уже должны окончательно завершить свои прикидки и предоставить смету на наступивший год. Все, что скажут, получат из моих резервов — без проверки и отказа. Пусть ориентируются на двести-триста тысяч своих соотечественников в качестве столичного населения в первые пять лет. Там и монголы начнут подтягиваться.

Все это я обрушил на Бортэ к концу первого часа нашей встречи после долгой разлуки.

…Бортэ потихоньку от меня сына привезла. Большой уже, шесть лет исполнилось. Уже месяц тут сижу, никак для встречи с семьей не могу собраться. А Бортэ сама знает, как лучше. Явочным порядком. Вроде, уезжать уже хотела и, вдруг, раз — сын! Забыл меня совсем, здесь фотографий нет, только глазенками сверкает, дичится. Бортэ его тормошит, расшевелить пытается, а он зажался, молчит, исподлобья смотрит. Вырвался, рассердился, уже большой! Вот и сын вырос. А я его по-прежнему совсем крохой помню. Не я тебя на коня сажал, не я из лука стрелять учил. Так вот ты каким стал, Хулугэн-Хулиган. Ну что же, давай заново знакомиться. Я твой отец.

Глава 19

Сложнее всего оказалось всем объяснить, что такое моя Люська, а Люське объяснить — что такое моя семья. Пока шло это притирание, все остальное само сгладилось и нормализовалось. В пылу борьбы за Люськины семейные права я не заметил, как перестал виноватиться и тяготиться, находясь рядом с моими любимыми, уже не прятал взгляд от Хулан и ехидно пикировался с Есун и Есуген. Все произошло само собой, я снова принял их в свой мир, и они приняли меня. И, так уж и быть, Люську. Как нагрузку к долгожданному возвращению в лоно семьи мужа и отца. А Хулиган с Люськой даже подружились, может — сказывался близкий по годам возраст, или моя подача ее как героини войны? Бортэ обрела новую приемную дочь, жены — младшую подругу, но с осторожностью, сын — старшую сестру с непререкаемым воинским авторитетом. А Люську я попросил охранять и беречь их всех, потому что без них я умру.

Дома хорошо, но — что поделаешь? Не могу я сейчас расслабляться, пружину внутри себя распускать. Государство не бросишь. Висим, подвешенные на ниточке войны, и куда этот маятник качнется? Уж точно — не туда, только отвернись. Вот и приходится отворачиваться от бесконечно родного лица сына, от любимых жен — и смотреть на юг. Туда, где вновь разгорается пожар войны, где горе и смерть. Только горе и смерть. И поедем мы туда с Люськой одни. Не надо остальным этого видеть…

Успехи Собутая и Мухали в конце прошлого года произвели впечатление на китайских военачальников. Очередной год лишь наметился, мы еще только начали угрожающе рычать, не сделав ни шагу в направлении предполагаемой добычи, как приключился закономерный и ожидаемый массовый переход китайских войск на нашу сторону. То есть — чего уж ждать, лучше мы сами. Наиболее значимыми фигурами в этом процессе стали военачальники городов Сянчжоу — Ши Тяньин и Цзинчжоу в провинции Ляоси — Чжан Цин. Первый удар в начавшемся году наносил Собутай. Его целью была северная столица Цинь, город Дацин. Для разогрева. Командующий местной группировкой войск генерал Ин Цин пытался прикрыть город, но потерпел поражение в районе Хото. В этой войне монголы ни разу не проиграли ни одного сражения.

Упорство китайских генералов наводит на две мысли сразу. Первая. Оптимисты или склеротики. Вторая. Знают закон больших чисел: раз вероятность их разгрома не абсолютная, а нашего — исчезающее мала, то, когда-нибудь, им это удастся. Может быть. Но, не в этой жизни.

Дальше пошла привычная китайская армейская рутина. В штабах началась паника, склеротика Ин Цина убили собственные офицеры, выпихнувшие на его место из своих рядов вяло сопротивлявшегося полководца Илдуху. Илдуха все делал правильно, старательно укреплялся в Дацине. Не помогло. Подошла Черная армия, и после недолгой осады город сдался. Китайцы сделали китайцев, что и требовалось доказать. Мы поставили генерала Уэро главой местного гарнизона. Других изменений производить не стали, двинулись опять в сторону столицы. Взяли города Шуньчжоу, Чэньчжоу, Инчжоу, Тунчжоу и прочие чжоу, неохота вспоминать. Провинция Ляоси в очередной раз была покорена.

Волна иаших войск целеустремленно катилась к столице Цинь, где, с начала прошлой осени и до сих пор продолжалась ее блокада китайским корпусом Миньгана и столичной гвардией. Длина окружающей город стены — примерно сорок километров, в ней двенадцать ворот. Ворота, действительно, заблокированы, а за стеной не уследили. Золотой мальчик, самопровозглашенный Верховный правитель Цинь, ощутил дискомфорт, предал всех, кто ему поверил, и скрылся в ночи. Поиски ничего не дали. Кстати, население не в курсе, это данные моей разведки и поисковиков.

В этом году сижу в степи у озера Долон-нор, с нашей стороны Великой стены, общаюсь депешами, окучиваю информацию. Даже во взятую столицу Цинь въезжать на белом коне не собираюсь. Видеть ее не могу, обрыдла.