Том Соуер за границей - [32]

— Увидите, — говорилъ онъ, — что ихъ заставятъ извиниться за оскорбленіе нашего флага и заплатить еще удовлетвореніе, сверхъ того, даже въ случаѣ, если имъ удастся вывернуться.

Джимъ спросилъ:

— Что такое удовлетвореніе, масса Томъ?

— Это деньги… вотъ оно что.

— А кому же онѣ пойдутъ?

— Намъ, разумѣется.

— А извиненіе кому?

— Соединеннымъ Штатамъ. Собственно, это на нашъ выборъ: мы можемъ принять извиненіе, если желаемъ, а деньги предоставимъ правительству.

— А сколько денегъ будетъ, масса Томъ?

— Ну, въ такомъ рѣзкомъ случаѣ, какъ этотъ, пеня можетъ дойти до трехъ долларовъ на человѣка; можетъ быть, я не знаю, и болѣе.

— Такъ возьмемъ деньги, масса Томъ… ну, его, извиненіе-то! Неправда-ли, это лучше, по вашему? А по твоему, Гекъ?

Мы потолковали немного на этотъ счетъ и порѣшили, что одно было не хуже другого, но что мы возьмемъ деньги. Дѣло было новостью для меня и я спросилъ Тома, всегда-ли государства извиняются, если они не правы? Онъ отвѣтилъ:

— Да, для маленькихъ это обязательно.

Мы двигались кругомъ пирамидъ, разсматривая ихъ, потомъ поднялись и сѣли на плоскую верхушку самой высокой изъ нихъ, Оказалось, что пирамида была совершенно вѣрно описана вышеупомянутымъ лекторомъ въ нашей воскресной школѣ. Она походила на четыре ряда лѣстницъ съ широкимъ основаніемъ у земли, потомъ съуживающихся постепенно и соединяющюсся въ одну точку наверху; только по ступенямъ этихъ лѣстницъ нельзя было всходить, какъ то дѣлается на обыкновенныхъ лѣстницахъ: ступени эти были таковы, что каждая доходила вамъ до подбородка, и всходящаго надо было подсаживать сзади. Двѣ другія пирамиды были расположены неподалеку, но люди, двигавшіеся вокругъ нихъ по неску, казались намъ только копошащимися букашками, вслѣдствіе того, что мы находились на такой высотѣ надъ ними.

Томъ былъ внѣ себя: онъ былъ до того проникнутъ счастіемъ и восторгомъ, видя себя въ столь прославленной мѣстности, что исторія такъ и сочилась у него изъ всѣхъ поръ, какъ мнѣ казалось. Онъ повторялъ, что почти не можетъ вѣрить тому, что стоитъ на томъ самомъ истинномъ мѣстѣ, съ котораго принцъ поднялся на бронзовомъ конѣ. Это было во времена «Тысячи и одной ночи», говорилъ онъ. Кто-то далъ этому принцу бронзоваго коня съ гвоздикомъ въ плечѣ, и ему стоило только повертывать этотъ гвоздикъ, чтобы летѣть по воздуху, какъ птица, побывать вездѣ на свѣтѣ, править конемъ по своему произволу, подниматься выше или ниже и сходить на землю, гдѣ захочется.

Когда онъ поразсказалъ намъ все это, наступило одно изъ тѣхъ неловкихъ молчаній, которыя наступаютъ всегда, когда человѣкъ заврется и вамъ совѣстно за него, и хотѣлось бы найти средство перейти къ другому предмету, такъ, чтобы оно поглаже сошло, но на васъ находитъ столбнякъ, вы не можете придумать. ничего, и прежде чѣмъ вы соберетесь съ мыслями и сдѣлаете что-нибудь, молчаніе успѣетъ уже разростись и возьметъ свое. Я былъ въ замѣшательствѣ, Джимъ былъ тоже въ замѣшательствѣ и оба мы не знали, что сказать. Томъ вспыхнулъ, глядя на меня, и промолвилъ:

— Ну, выкладывай на чистоту. Что у тебя на умѣ?

Я отвѣтилъ:

— Томъ Соуеръ, да ты самъ этому не вѣришь.

— По какой причинѣ не вѣрю? Что мнѣ мѣшаетъ?

— Мѣшаетъ тебѣ одно только: не могло этого быть, вотъ и все!

— Почему не могло?

— Ты мнѣ скажи, по какой причинѣ могло?

— Да нашъ собственный шаръ можетъ служить достаточнымъ доказательствомъ тому, что это могло быть, я думаю.

— Почему можетъ?

— Почему? Нѣтъ, я не видывалъ такого идіота! Развѣ воздушный шаръ и бронзовый конь не одно и тоже, только подъ разными названіями?

— Вовсе нѣтъ. То конь, а то шаръ. Большая разница. Ты скажешь еще, что домъ и корова одно и тоже.

— Клянусь Джэксономъ, Гекъ-то снова подкосилъ его! Теперь уже ему не выпутаться!

— Заткни глотку, Джимъ. Самъ не знаешь, что такое толкуешь. И Гекъ тоже. Слушай, Гекъ, я постараюсь объяснить тебѣ такъ, чтобы ты понялъ. Сходство или несходство здѣсь собственно не въ формѣ, а въ принципѣ; а принципъ одинаковъ у того и у другого. Ясно это тебѣ?

Я поразмыслилъ и говорю:

— Нѣтъ, Томъ, не годится. Принципы, — это все прекрасно, но не совладать имъ съ однимъ тѣмъ неопровержимымъ фактомъ, что совершаемое шаромъ, не служитъ еще доказательствомъ того, что можетъ совершить конь.

— Не мели вздора, Гекъ! Ты не берешь въ толкъ основной мысли. Подумай немного и увидишь, какъ это ясно. Летаемъ мы по воздуху?

— Летаемъ.

— Прекрасно. Можемъ мы летать выше или ниже, по нашему усмотрѣнію?

— Такъ.

— Можемъ мы направлять шаръ, куда разсудимъ?

— Такъ.

— Можемъ мы опускаться на землю, гдѣ только захотимъ?

— Такъ.

— Посредствомъ чего мы двигаемъ и направляемъ шаръ?

— Посредствомъ кнопокъ.

— Надѣюсь, что теперь тебѣ ясно все. Въ томъ случаѣ движеніе и направленіе производились посредствомъ гвоздя. Мы нажимаемъ кнопку, принцъ поворачивалъ гвоздикъ. Тутъ нѣтъ и атома различія, какъ ты видишь. Я зналъ, что вобью тебѣ это въ голову, если поколочу по ней подолѣе.

Онъ былъ такъ доволенъ, что началъ насвистывать. Но мы съ Джимомъ молчали, такъ что онъ спросилъ съ изумленіемъ:

— Послушай, Гекъ Финнъ, уразумѣлъ ты это?

Я отвѣтилъ:

— Томъ Соуеръ, могу я предложить тебѣ нѣкоторые вопросы?