Том I: Пропавшая рукопись - [214]

— Не понял, — сказал парнишка, когда его назир ушел вперед по коридору, выложенному мозаичными плитами.

Аш только улыбнулась ему. Она незаметно сгибала и разгибала свои покрытые синяками разболевшиеся руки. У нее горели мышцы на внутренней стороне бедер. Она подумала: «Ведь я не сидела на коне, наверное, три недели, — ни разу после битвы под Оксоном».

— Меня и раньше брали в плен, — объяснила она ему, — по-моему, я забыла про те случаи.

О причине такого быстрого забвения она запретила себе думать, затолкав камеру с залитым кровью полом в такой уголок памяти, куда лучше не заглядывать. Никогда. Она молода, она быстро вылечивается; конечно, никуда не делась головная боль и боль в колене; но это не влияет на подъем духа.

— Вводите ее! — услышала она. Аш узнала голос Леофрика. Гейзерих неожиданно прошептал:

— Здесь с тобой все будет в порядке. У него здесь тепло — это для его паразитов.

Два солдата отодвинули окованную железом дубовую дверь. Тиудиберт втолкнул ее внутрь. Она сбросила с себя его руку. Назир и господин амир обменялись несколькими словами. Аш пролетела вперед, как летит по прямой стрела из лука, оказалась прямо у жаровни, полной раскаленных древесных углей, и рухнула возле нее на колени на каменный пол.

Что-то зашуршало. Что-то пискнуло.

От тепла жаровни все ее лицо взмокло. Она открыла глаза, неуклюже подняла руки и скинула капюшон. От шерстяного плаща пошел пар. Каменный пол вокруг нее стал влажным. Аш потерла кулаки один о другой, прикусив губу от боли, и постепенно онемение рук прошло, и в них восстановилось кровообращение.

Дверь хлопнула; топоча ногами, солдаты удалялись по коридору. Она подняла глаза и увидела, что осталась наедине с господином амиром Леофриком и несколькими рабами, кого-то из них она знала по имени.

Стены комнаты были уставлены железными клетками с крысами. Из-за тонких металлических решеток за ней следили мириады глаз-бусинок.

— Милорд, — обратилась Аш к Леофрику. — По-моему, нам надо поговорить.

Неизвестно, чего он ждал от нее, но никак не речи. Он обернулся к ней, более обычного похожий на испуганную сову, его седые белые волосы и борода торчали в тех местах, где он пропускал через них пятерню. На нем была зеленая шерстяная тога длиной до пола, запачканная грязью и пометом его животных.

— Твое будущее уже определено. Что ты можешь мне сказать?

При этом скептически произнес слово ты, и это вызвало у нее раздражение. Аш вскочила на ноги, опустила тесные манжеты накидки, и перед ним предстала молодая женщина в европейской одежде, ее короткие волосы скрывала шапочка, тело было закутано в мокрый плащ с капюшом, который она не могла сбросить, иначе рабы сразу бы утащили его.

Она подошла к скамье, где он стоял возле открытой клетки. Рядом с ним стояла Виоланта, держа кожаное ведро с водой.

— Чем занимаетесь? — она нарочно задала отвлекающий вопрос, а сама в это время отчаянно обдумывала, что говорить.

Леофрик опустил глаза на нее:

— Пытаюсь добиться нужного свойства. Или, пожалуй, не так. Это моя пятая попытка. И она тоже не удалась. Девочка!

В железном ящике, стоявшем перед амиром, было измельченное сено. Аш задумалась, подняв брови: как много должно это стоить здесь, где ничего не растет!

В сене шевелились белые существа. Она присмотрелась, всплыли воспоминания детства: она, девчонка лет девяти-десяти, жила в фургоне с Большой Изабель; интендант платил ломоть хлеба за десять дохлых крыс или за выводок крысят. Она наклонилась над ящиком, глядя на их слепые головки — крупные, как у щенков, маленькие тельца покрыты тонким белым мехом. Две были чисто-серыми.

— Через пять дней можно увидеть окраску. Эти, как и прежний приплод, оказались бесполезными, — бросил через плечо господин амир Леофрик. Изо рта у него пахло пряностями. Пальцами с подрезанными ногтями он сгреб весь выводок и бросил в кожаное ведро.

Они безропотно ушли под черную поверхность воды. Обостренным восприятием она различила быстрые крошечные сильные всплески — пятнадцать-двадцать последовательно. Аш встретилась взглядом с Виолантой, держащей кожаное ведро. Глаза девочки были полны слез.

— Самец номер четыре-шесть-восемь, — старик ничего не заметил и перешел к следующей клетке, — он не даст нужного потомства.

Он быстро засунул руку в клетку. Аш услышала писк. Леофрик вытащил крысу-самца, держа его поперек туловища. Аш узнала крысу в пятнах темно-коричневых и белых, она пищала, билась, растопырив все лапы, хвост стоял торчком, потом в панике крыса заметалась из стороны в сторону. Леофрик поднял крысу вверх и изо всех сил размахнулся, чтобы ударить головой об острый край скамьи…

Аш, не сознавая, что делает, кинулась вперед, схватила его за запястье, не дав ему двинуться, пока он не успел вышибить мозги из животного.

— Не надо, — она поджала губы и покачала головой. — Нет, по-моему, этого не следует делать, папа.

Сказано это было исключительно для того, чтобы вывести его из себя. И это удалось. Старик уставился на нее, кожа собралась морщинками вокруг его склеротических синих глаз. Он резко вздрогнул, выругался и швырнул крысу прямо на нее, засовывая в рот окровавленный палец.