Том 9. По экватору. Таинственный незнакомец - [16]
Однако я заблуждался. Ночью мы увидели Крест; оказалось, что он вовсе не так велик. Не так велик и не так уж ярок. Правда, он стоял низко над горизонтом, и, может быть, он будет мне больше нравиться, когда немного поднимется. Назвали ого весьма остроумно. Он точь-в-точь такой, каким был бы крест, если бы походил не на крест, а на что-нибудь иное. Впрочем, мое описание не описательно; оно слишком туманно, слишком общо и расплывчато. В известной степени он напоминает крест, но крест несколько расшатанный или криво нарисованный. Он совсем неправильной формы. Одна перекладина чересчур длинна, другая коротка, к тому же короткая съехала вбок.
Неправильный крест
Он состоит из четырех больших звезд и одной маленькой. Маленькая расположена как-то в стороне и окончательно портит форму креста. Ее бы следовало поместить там, где перекладины пересекаются. Если не провести между звездами воображаемой линии, тогда и вовсе не догадаться, что это крест или вообще какая-нибудь фигура.
На маленькую звезду вообще не следует обращать внимания, она только вносит путаницу. Если ее откинуть, то четыре звезды могут составить какое-то подобие креста — только неправильного, или подобие воздушного змея - тоже неправильного, или же подобие гроба и опять-таки неправильного.
Испокон веков хлопотно было придумывать названия для созвездий. Дайте какому-нибудь созвездию оригинальное название и оно ни за что не будет ему соответствовать; оно будет упорно отказываться походить на предмет, именем которого его назвали. Кончается обычно тем, что в интересах публики приходится менять высокопарное название на самое простое, чтоб всем было понятно. Большая Медведица тысячелетия оставалась Большой Медведицей, хотя ее никогда не признавали за таковую; люди постоянно роптали, и вполне справедливо; но стоило ей сделаться собственностью Соединенных Штатов, как конгресс переименовал ее в Большой Ковш, — и теперь все довольны, и всякие разговоры о бунтах прекратились. Я бы не стал менять название Южный Крест на Южный Гроб, я назвал бы его Южный Змей, ибо пустота над нашими головами как раз место для воздушного змея, а не для гробов, крестов или ковшей. В скором времени — не берусь предсказывать, когда именно,— народам, говорящим на английском языке, будет принадлежать весь земной шар, в том числе и небосвод, конечно. Тогда созвездия пересортируют, наведут на них лоск и переименуют — большинство в «Виктории», надо думать, — но одно будет вечно плыть под именем Южного Змея или же лишится своего места. Уже теперь именем ее величества королевы то тут, то там названо немало городов, и не только городов.
Последние несколько дней пробираемся сквозь настоящий Млечный Путь островов. На географических картах океан усеян ими так густо, что кажется, даже для лодчонки не останется места; однако нам они встречались редко. Однажды где-то вдали мелькнули смутные очертания двух островов — призрачные и фантастические: Алофи в Фортуна из архипелага Хорн. На большем на них правят два туземных короля — у соперников хлопот полон рот. И они и их подданные — католики. Обратили этих людей в христианство французские миссионеры,
В былые времена на этих бесчисленных островах набирали «рекрутов» для плантаций Квинсленда; вероятно, их там набирают и по сей день. Сюда приходили суда, оснащенные на манер старинных невольничьих кораблей, и увозили туземцев в эту огромную австралийскую провинцию для работы на плантациях. По свидетельству миссионеров, вначале людей просто похищали без всяких церемоний. Это всячески отрицалось, однако никто не доказал обратного. Впоследствии закон запретил «вербовать» туземца против его воли, и на все вербовочные корабли направили правительственных чиновников следить за исполнением закона, - что они и делали, как утверждают вербовщики; и чего они частенько не делали, как утверждают миссионеры. По закону, туземец мог завербоваться на три года; при желании он мог остаться еще на три года; по истечении срока он мог вернуться на свой остров, не истратив ни гроша на обратный путь, — правительство взыскивало для этой цели деньги с хозяина до того, как ему доставляли рекрута.
Капитан Ваун много лет командовал вербовочным кораблем. Любопытная книжонка, написанная им, внушает читателю, что островитяне вербовались, в общем, довольно охотно. И тем не менее это занятие не стало чересчур скучным и однообразным; оказывается, монотонность то и дело нарушали маленькие неожиданности — вроде такой, к примеру:
«В день, когда мы достигли Острова Прокаженных, шхуна, при полном штиле, стояла под прикрытием скалистой части острова, приблизительно в трех четвертях мили от берега. Лодки отошли на некоторое расстояние, но мы не теряли их из виду. Вербовочный бот бросил якорь в небольшой бухте у обрывистого, скалистого берега; наверху стояла одинокая хижина, за нею высился густой лес. Лодка с правительственным чиновником и шкипером, находилась ярдах в четырехстах западнее.
Вдруг мы услышали выстрелы, крики туземцев на берегу и увидели, что вербовочный бот выбирается из бухты с заметно поредевшим экипажем, Лодка шкипера поспешно кинулась ему наперерез, взяла на буксир и привела к шхуне; все люди на этом боте были легко или тяжело ранены. Оказалось, что туземцы заманили их в бухту под видом дружбы. Толпа окружила корму, несколько парней забрались в лодку. И вдруг туземцы напали на наших людей с дубинками и томагавками. Вербовщик вначале кулаками оборонялся от посыпавшихся на него ударов, потом ему удалось вытащить свой револьвер. Матросу Тому Сейерсу с острова Маре ударом томагавка поранили голову; череп, ни счастью, не был пробит. Лодочнику Бобби Таунсу с острова Маре в схватке изрезали большие пальцы рук, один был почти отсечен, и врачу осталось лишь довершить операцию. Лигу, парнишку с острова Лифу, слугу вербовщика, всего искололи и изрезали; правда, ни одна рана не была опасной. Джеку, злополучному лодочнику с острове Танна, стрела проткнула руку пониже плеча, и головка стрелы — кость семи-восьми дюймов длиной — застряла в теле, и когда лодки вернулись, она все еще торчала с обеих сторон руки. Сам вербовщик остался бы цел и невредим, если бы стрела не пригвоздила его палец к румпелю, когда они отчаливали. Схватка была недолгой, но ожесточенной. Неприятель потерял двоих, оба были застрелены».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Том Сойер и Гекльберри Финн, наверное, самые знаменитые мальчишки на всем белом свете — добрые и искренние, смекалистые и бесшабашные — обаятельны, как само детство, легко находят ключ к любому сердцу. Такими сотворило Тома и Гека воображение великого американского писателя Марка Твена.Помимо таких наиболее известных произведений, как «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна», в сборник вошли еще четыре повести.
Опасные и захватывающие приключения Тома Сойера и его друга Гекльберри Финна — встреча с привидением, обнаружение трупа и многое другое. Том неожиданно стал сыщиком — мальчик проявил удивительную наблюдательность и незаурядную дедукцию, что помогло не только разоблачить похитителя бриллиантов…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В историко-фантастическом романе «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» повествуется о приключениях американского мастера-оружейника, который переносится из XIX века в век VI.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Из 'Автобиографии'Из записных книжек 1865-1905Избранные письмаКраткая летопись жизни и творчества Марка Твена.
Во втором томе собрания сочинений из 12 томов 1959–1961 г.г. представлена полуавтобиографическая повесть Марка Твена «Налегке» написанная в жанре путевого очерка. Была написана в течение 1870–1871 годов и опубликована в 1872 году. В книге рассказываются события, предшествовавшие описанным в более раннем произведении Твена «Простаки за границей» (1869).После успеха «Простаков за границей» Марк Твен в 1870 году начал писать новую книгу путевых очерков о своей жизни в отдаленных областях Америки в первой половине 60-х годов XIX века.
В десятый том собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. включены избранные рассказы, фельетоны, очерки, речи, статьи и памфлеты Марка Твена, опубликованные с 1863 по 1893 год. В книгу вошло также несколько произведений писателя, напечатанных после его смерти, но написанных в течение того же тридцатилетия. В десятом томе помещен ряд произведений Марка Твена, которых не найти в собраниях его сочинений, изданных в США. Среди них два посмертно опубликованных произведения (речь «Рыцари труда» — новая династия») и рассказ «Письмо ангела-хранителя»), памфлеты «Открытое письмо коммодору Вандербильту» и «Исправленный катехизис», напечатанные Твеном в периодической печати, но не включенные до сих пор ни в один американский сборник произведений писателя, а также рассказы и очерки: «Удивительная республика Гондур», «О запахах» и др.Комментарии в сносках — Марк Твен, А.
В третьем томе собрания сочинений из 12 томов 1959-1961 г.г. представлен «Позолоченный век» — сатирический роман, написанный в соавторстве Марком Твеном и Чарлзом Дадли Уорнером (большая часть глав написана либо одним, либо другим автором, однако заключительные главы написаны двумя писателями совместно). Название романа представляет собой ироническое переосмысление традиционного образа золотого века.На русском языке роман Твена и Уорнера впервые опубликован в этом издании. При этом первая книга была переведена Львом Хвостенко, вторая — Норой Галь.