Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман - [63]

— Когда мне прийти? — спросил Селим-ага.

— В обычное время.

— А ключ останется у тебя?

— Да. Может, я еще раз схожу туда. Спокойной ночи, эмир! Ты мне очень хорошо помог, я признателен тебе за это и отблагодарю при ближайшей оказии.

Он ушел, а мы повернули к нашей квартире.

— Эфенди! — сказал Селим-ага озабоченно.

— Что?

— У меня лежало на полу семь тысяч!

— И ты этому рад?

— Естественно!

— Я желаю, чтобы они достались тебе.

— Мне? Достанутся? Знаешь, что будет завтра?

— Ну что?

— Мутеселлим составит список, утверждая, что у макреджа была с собою одна тысяча пиастров, а мне это подписывать. Все остальные деньги, перстни и часы он оставит себе, зато я получу «громадную» сумму в сто пиастров.

— И это тебя тоже радует?

— Я до смерти сердит!

— Список получит баш-чауш?

— Да.

— Тогда ты сможешь получить больше.

— Это кто ж мне даст больше?

— Мутеселлим или я.

— Я знаю, что ты добр. О, эфенди, если бы у тебя осталась маленькая капелька того лекарства!

— У меня оно еще есть. Ты хочешь выпить?

— Да.

— Я принесу тебе немного на кухню.

Дверь была не заперта. На кухне лежала Мерсина на тех старых тряпках, которые служили ей днем для чистки грязи на кухне, а ночью — постелью. Сон у нее был хороший — сон праведника.

— Мерсина! — окликнул ее Селим-ага.

Она не слышала его.

— Пусть спит, — попросил я. — Я принесу тебе лекарство, а потом ты можешь идти спать, это тебе необходимо.

— Аллах видит, спокойствие я на самом деле заслужил.

Всех участников этой истории с побегом я встретил наверху, в комнате хаддедина. Они меня сразу засыпали вопросами и благодарили так громко, что мне пришлось приказать им вести себя спокойнее. Первым делом я принес «лекарство» Селиму-аге. Убедившись, что тот заснул, я вернулся к своим.

Амад эль-Гандур получил новую одежду, отец побрил его и почистил. Теперь он выглядел совсем иначе, чем тогда, в камере. Стало наконец похоже, что рядом стоят отец и сын. Отец поднялся и подошел ко мне:

— Эмир, я — бени-араб, а не какой-нибудь болтун грек. Я слышал, что ты сделал для моих людей и сына. Моя жизнь и все, что у меня есть, — твое!

Он говорил это очень просто и незамысловато выражал мысли от чистого сердца.

— Тебе еще опасно находиться здесь. Мой слуга отведет тебя в убежище, — сказал я.

— Я готов. Мы ждали только лишь тебя.

— Ты сможешь залезть на дерево?

— Да, я заберусь туда, хотя я и стал слабее прежнего.

— Вот тебе мое лассо. Если у тебя не хватит сил, пусть на дерево залезет сначала хаджи Халеф Омар и поможет тебе. У тебя есть оружие?

— Вот оно, куплено отцом.

— Возьми свой кинжал.

— Спасибо!

— А продукты?

— Все уже упаковано.

— Вот и пошло дело! Мы скоро заберем тебя оттуда.

Сын шейха вместе с Халефом осторожно вышли из дома. Скоро и я выбрался наружу, крадучись, с одеждой Амада. Никем не замеченный, я пробрался к ущелью, разорвал тряпье в клочья и разбросал их на росший там кустарник и на скалы.

Когда я пришел домой, меня сразу же поймал англичанин и поволок в свою комнату. Он был в страшном гневе.

— Входите и садитесь, сэр! — сказал он. — Плохое хозяйничанье. Просто мерзопакостно здесь.

— А что случилось?

— Сижу я у этих арабов и не понимаю ни слова! Мое вино пьют, мой табак уже кончается, скоро кончится и мое терпение. Yes!

— Вот он и я, к вашим услугам, готов все рассказать.

Мне пришлось выполнить его пожелание, хотя больше всего в тот момент я хотел бы полежать в полном спокойствии. Но мне все равно это не удалось бы, ибо пришлось бы ожидать прихода Халефа. Он заставлял себя долго ждать и пришел только к вечеру.

— Ну что? — спросил мистер Линдсей. — Без проблем влезать на «виллу»?

— Лишь небольшие хлопоты.

— Халеф разорвал одежду? Вот, Халеф, тебе бакшиш.

Хаджи не понял ничего из английского предложения, но как только он услышал последнее слово, то протянул руку. Англичанин дал ему монету в сто пиастров.

— Пусть купит себе новый бурнус! Скажите ему, сэр!

Вот и подошел к концу этот богатый событиями день, и теперь мы могли со спокойной совестью хотя бы несколько часов поспать.

Спали мы крепко, без сновидений. Меня разбудил громкий, торопливый голос:

— Эфенди, эмир, просыпайся! Быстро!

Я открыл глаза. Передо мной стоял Селим-ага, без верхней одежды и тюрбана. Усы его топорщились от ужаса да еще от выпитого вчера вина, он безуспешно пытался вращать пьяными глазами.

— Что такое? — спросил я невозмутимо.

— Поднимайся! Случилось нечто ужасное!

Из обрывков его слов я узнал, что мутеселлим обнаружил побег и пребывает теперь в дьявольской ярости. Запуганный ага чуть ли не на коленях умолял меня пойти вместе с ним в тюрьму и ублажить мутеселлима.

Наскоро собравшись, я отправился в тюрьму, где прямо в дверях меня ожидал разгневанный комендант. Даже не поздоровавшись, он схватил Селима-агу за руку и потащил его в коридор, где уже дрожали от страха арнауты.

— Несчастный ты человек, что ты наделал! — заорал он на него.

— Господин, я ничего не сделал, ничего!

— Вот именно! В этом твое преступление, что ты ничего не сделал! Ты не следил за стражей.

— Где же мне надо было сторожить, эфенди?

— Естественно, здесь, в тюрьме!

— Я же не смог выйти.

Мутеселлим вылупился на него. Кажется, эта идея не приходила ему еще в голову.