Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман - [57]

— Ты понимаешь, господин, что ты меня обижаешь?

— Я не хочу тебя обижать, а просто хочу успокоиться. Анатоли кади аскери очень строгий человек. Мне накинут на шею шелковую веревку, если я упущу пленника.

Это делало наш план совершенно невозможным к осуществлению. Дело безвыходное? Я должен был быстро принять решение. Пока Селим-ага высказывал своему начальнику упрек, я поднялся и потихоньку вышел в коридор, где меня ждал Халеф.

— Принеси самого лучшего табаку. Вот тебе деньги, иди в дом, откуда ты меня увел, купи у хозяина то самое вино из Тюрбеди Хайдари, какое я пил.

— Сколько мне принести?

— Сосуд, в который войдут десять кружек, какие есть у хозяина. Он тебе одолжит такой сосуд.

— Мне внести питье дьявола прямо в комнату?

— Нет. Я сам возьму его потом из твоей комнаты. И башибузук не должен ничего знать. Дай ему бакшиш. Пусть он выйдет прогуляться сколько ему будет угодно. Он ведь может пойти к караульным, чтобы повидаться с тем баш-чаушем, с которым он завтра уедет…

Я вернулся как раз в тот момент, когда ага передавал коменданту ключ. Комендант засунул его за пояс и сказал мне:

— Ты знаешь, что макредж оказал сопротивление?

— Да. Он хотел сначала подкупить Селима, потом даже пытался лишить его жизни.

— Он за это заплатит!

— И еще, — прибавил Селим-ага, — когда я предложил ему вывернуть карманы, он этого не сделал.

— А что у него там было?

— Много денег.

— Эмир, скажи, кому принадлежат эти деньги? — тут же спросил меня комендант.

— Будет справедливо, если их возьмешь ты.

— Правильно. Пошли!

— Мутеселлим, ты хочешь меня сейчас покинуть? — спросил я. — Хочешь меня оскорбить?

— Я к тебе пришел по делу, а не в гости.

— Но ведь я не знал, что ты придешь. Позволь мне набить тебе трубку по-особенному, так как здесь редко кто курит.

Халеф с табаком был уже здесь. Это был первоклассный табак мистера Линдсея. Коменданту он, конечно же, понравился. Вообще же я твердо решил, что без моего разрешения комендант не уйдет из моей комнаты. Но, слава Богу, получилось так, что не пришлось прибегать к крайним мерам, — он охотно завладел трубкой. Мы продолжали беседовать дальше, и я все время перехватывал взгляды мутеселлима, бросаемые в направлении двери: он наверняка хотел вина. Поэтому я поспешил спросить:

— Ты получил лекарство, господин?

— Да, благодарю тебя, эфенди!

— Тебе хватило?

— Я еще не прикинул.

— И даже еще и не попробовал?

— Лишь немного.

— Ну и как?

— Очень хорошее лекарство. Но я слышал, что есть еще совсем сладкое лекарство.

Ага знал великолепно, о чем шла речь. Он усмехался, не скрывая своего желания, и соблазняюще подмигивал мне.

— Есть и совсем сладкое, — ответил я.

— Его трудно достать?

— Нет.

— Оно хорошо лечит?

— Очень хорошо. Оно подобно молоку, текущему из деревьев в раю.

— Но в Амадии, наверное, нет его!

— Я могу немного приготовить. Я умею это делать везде, в том числе и в Амадии.

— Это займет много времени?

— Если ты подождешь только десять минут, ты отведаешь райский напиток, который гурии подают Мохаммеду.

— Я жду!

Его глаза светились от предвкушения предстоящего удовольствия. Еще больше сверкали глаза достопочтенного Селима-аги. Используя эту паузу, я покинул комнату, для того чтобы зайти к Мохаммеду Эмину.

— Эмир, ничего не выйдет? — Этим вопросом встретил он меня.

— Нет, наоборот, только сейчас все начинается!

— Но у тебя же не будет ключа!

— Может, он и не потребуется. Наберись терпения и подожди!

— У кого был ключ от внешней двери тюрьмы?

Тут пришел на цыпочках Линдсей.

— Моего табака взяли? Кто его курит?

— Комендант.

— Очень хорошо! Пьет мое вино, курит мой табак! Просто отлично!

— Почему бы и нет!

— Должен был быть дома! Мешает побегу!

— Может быть, он даже и поспособствует ему. Я послал за вином.

— Опять?

— Да. За персидским. Слона валит с ног. Сладкое как мед и крепкое как лев!

— Well! Я тоже пить персидское!

— Я позаботился и об этом, для вас тоже найдется вино. Я доведу их обоих до кондиции, а когда они будут веселенькими, то посмотрим, что можно здесь сделать.

Я вернулся на кухню и разжег огонь. Не успел он еще порядком разгуляться, как пришел Халеф с огромной бутылью опасного питья. Я налил вино в кастрюлю и поставил ее на огонь, препоручив дальнейшее заботам Мерсины. Сам же пошел к англичанину.

— Вот и персидское вино! Дайте, пожалуйста, ваши стаканы.

Когда я входил в свою комнату, в устремленных на меня глазах турок отражалось терпеливое ожидание и нетерпение одновременно.

— Вот и лекарство, мутеселлим. Попробуй его, пока оно еще холодное. Потом ты увидишь, как оно радует сердце, когда горячее.

— Скажи мне точно, эфенди, это вино или лекарство?

— Лекарство, лучшее лекарство из всех, что я только знаю. Выпей и скажи мне, разве оно не согрело твою душу?

Он попробовал, потом приложился еще раз. На его лице показался отсвет просветления и удовлетворения.

— Ты сам придумал это лекарство?

— Нет, просто Аллах дает его тем, кого он больше всего любит.

— Значит, ты думаешь, он нас любит?

— Несомненно.

— Про тебя по крайней мере я знаю, что ты любимец Пророка. У тебя есть еще немного этого напитка?

— Вот здесь. Пей все!

Я снова разлил вино по стаканам. Глаза мутеселлима заискрились от удовольствия еще ярче, чем прежде.