Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман - [44]

— Нет его! Где шляется этот парень? — спросил ага.

— Должно быть, у арнаутов, которые здесь несут вахту.

Он взял лампу и, шатаясь, двинулся вперед, но уперся в дверной косяк.

— Не надо меня так толкать, эмир. На, держи лампу, лучше я тебя поведу, а то ты еще спустишь меня по лестнице. Я люблю тебя, я твой друг, твой лучший друг, поэтому прими мой совет, не пей больше никогда это персидское лекарство. Оно ожесточает твое сердце!

Мне пришлось применить физическую силу, чтобы в целости и сохранности свести его вниз. Когда мы очутились перед дверью, за которой должны были быть арнауты, она оказалась тоже заперта, а когда мы ее открыли, то нашли помещение пустым. Оно походило больше на хлев, чем на жилище человека; мне стало невыносимо жаль заключенных.

— Тоже никого нет! Эмир, ты был прав. Эти негодяи убежали, вместо того чтобы нести вахту. Но они меня еще узнают. Я повелю их высечь, я даже повешу их!

Он попытался повращать глазами, но глаза не послушались; чем дольше действовало вино, тем сильней оказывалось его влияние.

— Что теперь нам делать?

— А что ты имеешь в виду, эмир?

— На твоем месте я подождал бы, чтобы принять арнаутов так, как они того заслужили.

— Конечно, я так и сделаю. А где будем ждать? Здесь или наверху?

— Здесь. Я снова уже не поднимусь; ты слишком тяжел, эфенди. Смотри, как ты шатаешься! Присядь! А я думал, мы хотели провести инспекцию в тюрьме.

— Мы проведем, — сказал он устало. — Хоть эти люди этого и недостойны. Все без исключения мошенники, воры и разбойники, курды и еще один араб, наиопаснейший из всех.

— Где он помещен, этот араб?

— Здесь, рядом, его должны строже всех охранять. Да сядь же, в конце концов.

Я опустился рядом с ним на пол, хоть он был из утоптанной глины и крайне грязен. Ага зевнул.

— Ты устал? — спросил он меня.

— Немного.

— Поэтому ты так и зеваешь. Иди поспи, пока они придут, а потом я разбужу тебя. Аллах-иль-Аллах, ты стал слабым и ненадежным! Вот тут я и устроюсь поудобнее.

Он распростерся на полу, облокотился на руки и положил голову на руку. Наступила тишина, и спустя некоторое время его голова полностью склонилась на пол — хозяин тюрьмы спал.

Как часто я читал о том, что заключенный выбирался на волю, опоив своих тюремщиков, и как часто злился этому расхожему писательскому ходу! И вот теперь я в самом деле благодаря состоянию аги хозяин всех заключенных! Открыть мне хаддедину дверь?! Нет, это было бы неумно. Сейчас мы не были готовы покинуть город. У ворот стоял караул, который, несомненно, заподозрит неладное. На бедного агу пала бы вся ответственность, а меня заклеймили бы как преступника, что подвергло бы меня большой опасности или по меньшей мере доставило мне позднее много неприятностей. Во всяком случае, лучше было так обставить дело, чтобы заключенные пропали непонятным образом. Все было в моих руках. Таким образом, я решил сегодня только поговорить с хаддедином, а побег осуществить лишь тогда, когда он будет надлежащим образом подготовлен.

Ага лежал на полу с открытым ртом и храпел. Я потряс его за руку, сперва немного, затем сильнее. Он не просыпался. Я захватил лампу и вышел из комнаты, мягко прикрыв за собою дверь. Чтобы меня не поймали на месте преступления, я также беззвучно задвинул один из запоров. Уже до этого я все внимательно рассмотрел и заметил, что двери снабжены лишь двумя обычными запорами; замков не было. Значит, мне не понадобится искать ключ.

И все же мне было немного не по себе одному в коридоре, тем более что слабый свет лампы не мог бороться со здешним мраком. Но я был ко всему готов. В нужный момент я бы рискнул всем, чтобы не уйти из тюрьмы без пленника. Я отодвинул запоры, открыл дверь, оставив ее широко распахнутой, чтобы услышать любой звук, когда я буду уже внутри. Да, помещение, которое я разглядывал, было настоящей каталажкой!

Пол на целых два локтя был ниже уровня двери, ступенек не существовало и в помине. В длину помещение имело четыре шага, в ширину — два, не было покрашено, не имело ни глиняного, ни деревянного пола. Вверху, прямо под потолком, находилось одно из тех отверстий, которые я днем видел снаружи. Кроме миски с водой, поставленной как будто собаке, я не увидел в этой комнате ничего, не считая, конечно, самого пленника, лежащего на влажной земле в этой тюремной дыре.

При моем появлении он поднялся. Отощавший, со впалыми глазами, полуживой, он тем не менее держался гордо. Его глаза засверкали гневом, когда он спросил меня:

— Чего ты хочешь? Что, нельзя даже поспать?

— Говори тише! — перебил я его. — Я вовсе не твой сторож. Как твое имя?

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Говори еще тише, нас не должны услышать. Как тебя зовут?

— Зачем тебе это нужно знать? — спросил он, правда уже приглушенно.

— Я догадываюсь, но хочу услышать от тебя — кто ты?

— Меня зовут Амад эль-Гандур.

— Тогда ты тот, кого я ищу. Обещай мне вести себя спокойно, что бы я тебе ни говорил!

— Обещаю!

— Мохаммед Эмин, твой отец, находится поблизости.

— Аллах-иль-Алл…

— Молчи! Твой крик может нас выдать.

— Кто ты?

— Друг твоего отца. Я пришел как гость к хаддединам и боролся на стороне твоего отца против ваших врагов. Я прослышал, что ты находишься в заключении, и мы отправились в путь, чтобы тебя освободить.