Том 9. Лорд Бискертон и другие - [13]

Дверная ручка услужливо скакнула под пальцы Пэки, и, повернув ее, он выскочил. Только в лифте перевел он дух и вытер вспотевший лоб, испытывая все чувства кролика, только что ускользнувшего от чрезмерно рассвирепевшего удава.

Пэки обнаружил, что в его владении еще находится собственность отеля, а именно ножницы. Простыня, припомнилось ему, осталась валяться на полу люкса. Конечно, можно было бы вернуться и забрать ее, но такое желание как-то не возникало. Он забежал в парикмахерскую, положил ножницы на край раковины, опять отер лоб и стал подниматься в вестибюль.

Там уже сидел Блэр Эгглстон, поглядывая на часы.

4

Был Эгглстон невысокенький, тщедушненький, но так, ничего себе, симпатичный, если вам нравятся бакенбарды и усики, похожие на пятна сажи. Сейчас он нервничал. Усики были невелики, но он терзал их, какие уж есть. Пэки он окинул стеклянным взглядом.

— Привет! — с излишней бодростью воскликнул тот. — А вот он и я!

— Простите?

— Боюсь, припоздал немножко…

— Простите?

— Беатриса сказала, вы будете ждать меня без четверти пять, но пришлось тут встретиться с одним человеком, насчет его стрижки…

— Беатриса?

— Леди Беатриса Брэкен.

— Так что она сказала?

— Что вы будете…

Пэки умолк, заметив, что, к несчастью, новый знакомый не обращает на него внимания. Неужели этот Блэр всегда такой? Если да, заложить фундамент великой дружбы, о которой мечтает Беатриса, будет нелегко.

— Я часом не спутал? — проверил Пэки. — Мы с вами встречаемся и пьем чай?

Глаза Эгглстона внезапно утратили стеклянность. Он напрягся, как сделавшая стойку собака, и судорожно схватился за рукав Пэки.

— Ах! Вот она!

Пэки, следуя за его взглядом, увидел, что лифт привез пассажиров. Среди них — сердце у него неприятно екнуло — он узнал и дочку своего недавнего клиента. Направлялась она прямиком к ним, и Пэки овладела глубокая убежденность, что чем скорее он уберется отсюда, тем лучше.

— Рад познакомиться, — торопливо пробормотал он, — но только что вспомнил, у меня крайне важная…

Его попыткам удрать мешало то, что Блэр, очевидно, бессознательно, все еще удерживал его рукав с цепкостью краба.

Девушка подходила все ближе, и Пэки разглядел, что ее прелестный лобик нахмурен. Он сделал новую, опять безуспешную, попытку выдраться.

— Мне действительно нужно…

— Джейн! — вскричал Блэр. — Как ты долго!

Она не ответила. Ее внимание занимал только Пэки.

— Вы!

Наверху, в люксе сенатора, Пэки не удалось точно определить цвет ее глаз. Они казались ему то черными, то темно-синими. Теперь он вполне мог решить этот спорный вопрос. Они находились всего в шаге-другом от его собственных, и он увидел, что они синие, а сделаны, насколько он понял, из расплавленного огня.

— Вы! — повторила девушка.

Вообще-то подходящего ответа на словечко «Вы!» не существует. Пэки и пытаться не стал подыскивать.

— Не знаю, кто вы, но, может, вам любопытно будет узнать, что вы погубили мою жизнь!

Пэки попросил ее не говорить так. Просьба преглупая — ведь она уже сказала. А что, собственно, также спросил он, она имеет в виду?

— Я вам объясню, что! Мы с Блэром помолвлены, но папа пока что ничего не знает. Я зашла к нему, чтобы улестить его, привести в хорошее расположение духа, прежде чем Блэр сообщит ему эту новость. А тут вы! Выкинули свой идиотский трюк со стрижкой! И папа рассвирепел как шершень.

— Ничего не понимаю! — изумился Эгглстон.

— Поймешь! — зловеще пообещала Джейн.

Лицо Блэра, и в обычное время отличавшееся легкой интеллектуальной бледностью, побледнело совсем, словно молодому романисту поручили роль Короля бесов в пантомиме и с этой целью нанесли легкий зеленоватый тончик. А нижняя челюсть безвольно отвисла умирающей лилией.

— Ты хочешь сказать, чтобы после этого я шел просить согласия твоего отца на наш брак?

— Да.

— Но ты же сама говоришь — он в крайнем расстройстве…

— Рвал простыню на клочки, когда я уходила, — подтвердила Джейн.

И обернулась на Пэки так свирепо, что тот отскочил на добрый фут. За минуту до того он намеревался сгладить свой опрометчивый поступок, объяснив, что то была внезапная причуда, каприз, но, вглядевшись в Джейн, решил — нет, не стоит.

— Простыню рвал? — переспросил Блэр. — На клочки?

— Мелкие-премелкие.

— Я дико извиняюсь, — пробормотал Пэки.

Джейн поинтересовалась, какой прок в извинениях, пусть даже и диких, и Пэки — хоть убейте — объяснить не сумел. Он молчал, меланхолично потирая горящее пятно на щеке, куда упирался ее взгляд.

От участия в развернувшейся дискуссии Пэки воздержался. Влюбленные принялись жарко обсуждать различные черты его характера, мешавшие ему достичь идеального совершенства, а в подобных случаях человек воспитанный в разговор не влезает. Наоборот, он постарался погрузиться как можно глубже в собственные мысли, главным образом ради того, чтобы не слышать своего словесного портрета, который не без блеска набрасывала Джейн, а погрузившись, увидел, что зло, пожалуй, можно загладить до некоторой степени.

— Послушайте, — вклинился он в паузу (даже самые одаренные критикесы не в силах разглагольствовать бесконечно, им тоже нужно сделать паузу, чтобы набрать воздуха). — Может, я и слабоумный, категорически отрицать не стану, но вы послушайте только минутку. Кажется, я сумею вам помочь.